Золотая книга. Пурана № 19

– Вы что имеете в виду, Савитри? – обратился к ней Гурьев, сдёргивая с носа свои бутафорские очки, чтобы лучше видеть.

Она пожала плечами:

– Вы приехали на такси, следом за вами из такого же такси вышел мужчина средних лет, с небольшой бородкой, в грязной тёмно-коричневой рубашке навыпуск, и сейчас только что я снова заметила его – стоит и пристально смотрит на вас. Вот я и подумала, уж не наняли ли вы себе охрану от меня.

– А где он сейчас? – спросил я.

– Испарился. – Она подняла саквояж и направилась к станции.

На вокзалах индийских городов обстановку тоже не назовёшь расслабляющей. Люди лежат и спят повсюду. Их перешагиваешь, чтобы добраться до нужной тебе платформы, и они ничуть на это не реагируют, потому что пришли сюда отоспаться в прохладе. В киосках продают такую еду, что становишься сыт как минимум на неделю от одного только взгляда на ассортимент. Вздумай я перекусить чем-нибудь на делийском вокзале, я наверняка не имел бы уже счастливой возможности писать эти строки.

Кроме того, ни одна душа не знает, куда, когда и откуда придёт поезд на Калькутту и придёт ли вообще. К счастью, именно здесь мы впервые оценили, что капитан полиции может приносить пользу, даже будучи в штатском, – Савитри Пали мгновенно сориентировалась в происходящем, задала несколько вопросов толпящимся на перронах пассажирам, не снижая при этом скорости, и вскоре мы уже стояли со всеми чемоданами на нужной нам платформе, ожидая прибытия экспресса.

– Нам придётся делать пересадку в Варанаси, – сообщила Савитри. – Но это ничего, всего лишь один день. Вы бывали на священных берегах Ганга?

Гурьев мрачно кивнул.

– Я нет, но с удовольствием увижу Бенарес, – с милой улыбкой ответил я, употребив старое колониальное название города.

– Вы это специально? – кинулась в бой Савитри.

– Нет, – сказал я. – Но я за свободу слова. Если мне так удобно, так я и буду называть известные мне города и страны. Я же не прошу вас выговаривать по-русски слова «Москва» и «Россия».

Действительно, сколько можно?! Произносить «Кыргызстан» – сломаешь язык, а скажешь гостю из Средней Азии «Киргизия» – обидится. Приезжаешь в Ашхабад, а он уже, оказывается, Ашгабат, и попробуй произнеси по старинке это слово в присутствии пятнадцати туркменских мужиков. В соседней с Индией Бирме переименовали всё, что только было можно, в результате чего провинция Аракан стала Ракхаином, река Иравади – Айейярвади, а город Маймё – и вовсе Пьинулуином. Во время путешествия по Бирме с путеводителем, в котором названия были ещё прежними, у меня постоянно возникало ощущение, что я попал в другую страну. Что и было правдой – ведь Бирма и сама переименована в Мьянму.

Индийцев тоже не миновала лихорадка «перемены мест» в стремлении забыть свою колониальную историю. Именно так Мадрас превратился в Ченнай, Бомбей – в Мумбай, а Калькутта – в Колкату. И я не мог отказать себе в удовольствии слегка позлить нашу полицейскую подружку, вспоминая географические названия времён доброй старой викторианской Англии, когда Индия называлась не иначе, чем Британский Радж.

Я предполагал, что она снова начнёт пикироваться. Но ответ её был для меня неожиданным.

– Ну и зря не просите, – спокойно сказала Савитри, раскрыла сумку и извлекла оттуда толстую книжку небольшого формата. – Вот смотрите, на что я потрачу предстоящие четырнадцать дней!

На книге красовалось английское название: «Русский за две недели». Боже, неужели она поняла мой вчерашний выпад так буквально?!

– С аудиофайлами и разговорником! Теперь я сама выучу ваш язык, если уж вы не в состоянии выучить мой! – похвасталась Савитри, убирая назад своё приобретение, и вдруг по-русски добавила: — Как диела?

И в этот момент мне показалось, что акцент её вовсе не такой уж неприятный. И вовсе не набит у неё рот горячими каштанами, просто она перекатывает там два маленьких серебряных шарика, из-за чего все звуки выходят такими округлыми и мягкими.

Впрочем, я сразу отогнал от себя эти мысли, иначе было бы непонятно, кто здесь кого нейтрализует. Нет уж, должна соблюдаться чёткая последовательность действий: найти Летаса, отыскать Золотую Книгу, удушить Гурьева, а уже потом – всё остальное…

Савитри оказалась упорной и сознательной ученицей. За те двенадцать часов, которые наш поезд, с бесконечными внеплановыми остановками «по техническим причинам», тащился до Варанаси по выжженным равнинам и городским трущобам необъятной долины Ганга, она практически не отрывалась от учебника, выписывая оттуда в толстую тетрадь слова и выражения для запоминания. Кроме того, она не давала мне покоя, вынуждая произносить по-русски различные обороты и пословицы из своего разговорника.

– У вас же вроде бы есть аудиофайлы? – взмолился я на третьем часу пути, когда мы ещё только-только выехали из городской агломерации Дели.

– Ничего, – ответила она по-русски. – Давайте тренироваться. Между прочим, это по вашей же просьбе, мистер Санаев, я учу русский!

– Бросьте, всё равно не осилите, – откликнулся я. – Это вам не хиндустани*.

Она едва заметно надулась:

– Я и не обольщаюсь относительно варварских языков.

Гурьев изъявил желание спокойно поспать и не слушать, по его образному выражению, «курс начинающего гастарбайтера», поэтому мы с ним гордо покинули купе, где в одиночестве разместилась Савитри, и перебрались в соседнее, оставив нашу сопровождающую в обществе русского разговорника.

Я всё равно не смог выспаться и чувствовал себя абсолютно измотанным, когда поезд прибыл в священный город всех индусов на реке Ганг, но упускать такую возможность было нельзя, и мы, едва разместившись в гостинице неподалёку от вокзала, отправились осматривать окрестности.

Индусы почитают Ганг едва ли не выше всех своих богов, и в религии индуизма он – небесная река, спустившаяся на землю. Для сотен миллионов людей Ганг и его бесчисленные притоки – источники главного условия жизни: воды. А здесь, в Варанаси, вода реки священна вдвойне, потому что город этот, как всем известно, основал сам господин Шива много тысяч лет назад, и великий Сиддхартха Гаутама, будущий Будда, где-то здесь, на берегах Ганга, произносил свою первую молитву. Тогда этот город назывался Каши, был столицей большого царства, и слава его гремела по всей Индии, потому что со всей Индии паломники приходили сюда окунуться в священную небесную реку. Здесь стояли десятки дворцов и несчётное количество храмов, но кому нужны храмы, если объект главного почитания всегда был рядом – Ганг!

Видимо, именно в эти седые времена здесь появились первые гхаты: каменные лестницы, ведущие к воде, с которых сходили пилигримы для торжественного омовения. Сейчас этих гхатов в центре Варанаси больше ста, и некоторые из них находятся в частной собственности. А огромные рыжие дома, стоящие у берега, ежегодно принимают уже сотни тысяч паломников, приходящих сюда излечить свои болезни, попросить у богов здоровья или – даже чаще – смерти.

Счастлив тот, кто умрёт на берегу Ганга, гласит надпись на стене одного из здешних домов. А если у него при этом будут деньги, счастлив он будет вдвойне, потому что его тело сожгут на костре у самого берега, в ходе специальной церемонии, в огне священного дерева баньян, а пепел отправят в реку. Если же денег на такую радость вы не накопили, государственная электрическая печь к вашим услугам, правда, такой конец – настоящий позор: это как же нужно жить, чтобы даже на собственную кремацию не заработать?

Обо всём этом нам в красках рассказывала Савитри Пали, оказавшаяся неплохим экскурсоводом. Андрей до этого бывал в Варанаси один или два раза, но исключительно с деловыми целями («возил депутатов Госдумы пить и веселиться») и священные гхаты так толком и не рассмотрел. Сейчас же, по мере того как Савитри углублялась в религиозные представления индусов, он на глазах становился всё мрачнее.

Такие места, как Варанаси, где контраст между богатством и нищетой особенно бросается в глаза, очень о многом заставляют задуматься. О том, к примеру, что каждый пятый ребёнок в Индии не зарегистрирован официально – да, он родился, но де-юре его не существует, потому что в его родной деревне нет ни бумаги, ни карандаша, ни одного грамотного человека, который документально оформил бы