Нет, дело далеко не в скандальном избиении белорусской оппозиции.

Когда Ельцин действительно вчитался в документ, который ему предлагали подписать, он понял: президенту России предлагали собственными руками отдать власть какому-то Лукашенко. И Лукашенко принял бы эту власть с радостью, и даже справился бы с ней, потому что ему было на кого опереться в самой России. Но, самым досадным образом, соскочило…

Лукашенко конечно же, обладал информацией о том, кто виноват в срыве подписания акта, открывавшего ему дорогу в Кремль. Он вообще обладает исчерпывающей информацией о том, что происходит в российском руководстве. Вспоминает Василий Леонов:

«Перед тем как Лукашенко предстояло ехать подписывать договор с Ельциным, уже парафированный Серовым и Примаковым, я был в Кремле у референта Чубайса Николая Летникова — он мой земляк, и мы имели с ним обстоятельную беседу. Я долго и настойчиво уговаривал: 'Ребята! Вы заигрываете не с тем. Было много простаков в Беларуси, которые считали его колхозником. Но он обыграл их всех'… Это было летом, а в ноябре меня упрятали за решетку. Связано это или нет, не могу сказать. Я знаю лишь одно: когда я вышел, знающие люди мне сказали, что даже пропуска в Администрацию президента России и в Кремль, выписываемые белорусским гражданам, фиксируются людьми белорусского президента: у Лукашенко мощное лобби в российских структурах, в том числе и в российском ФСБ».

Понятно, что Чубайс, сорвавший подписание договора, стал для Лукашенко символом всего самого ненавистного в России — «антинародных сил», как принято говорить в среде сторонников Лукашенко.

Мы с тобой, Лукашенко!

Но прокол с проектом Устава вовсе не уничтожил лукашенковскую опору внутри российской элиты — напротив, он послужил ее консолидации.

Вдумаемся в то, о чем говорит эксперт Горбачев-фонда политолог и историк Валерий Соловей:

«Отмеченный практически всеми аналитиками заметный рост самостоятельности российских регионов в последние два года, их нарастающее дистанцирование от федерального центра активно используются Лукашенко для ползучего проникновения в российскую политику. Со второй половины 1997 г. белорусский лидер, пользуясь своим статусом председателя Высшего совета Союза Белоруссии и России, стал устанавливать прямые контакты с лидерами российских регионов, минуя Москву. На сегодняшний день Белоруссия заключила соглашения и сотрудничает уже с 50 российскими регионами, причем во время поездок Лукашенко по России его повсюду встречали с восторгом. Нет нужды говорить, что региональная политика Лукашенко помимо экономического имеет и отчетливое политическое измерение…»491.

Теперь все, кто были против Чубайса, против рынка, против демократии, против Ельцина, видели свою опору в Лукашенко. Он стал символом борьбы. И назидательным примером.

Владимир Жириновский, лидер ЛДПР: «Считаю, что это не только для Белоруссии самый подходящий президент, но и для всех бывших наших республик. Если бы все в СНГ шли по пути Белоруссии, за Лукашенко, нам было бы лучше»492.

Павел Бородин, Государственный Секретарь Постоянного Комитета Союзного государства России и Беларуси: «Наступит день, когда к России и Белоруссии присоединятся все республики бывшего СССР и, возможно, страны Западной Европы. Что же касается Александра Лукашенко, то игнорировать его — дело неблагодарное. Поскольку белорусским президентом движет рука Бога».

А вот излияния редактора газеты «Завтра» Александра Проханова, который взывает к губернатору Приморья Евгению Наздратенко, конфликтующему с Ельциным:

«Ельцин создал ублюдочную федерацию, где регионы и живущие в них люди поделены на 'вечно бедных' и 'вечно богатых'. На вкалывающих и жирующих. На тех, кто пашет, роет, воюет — и все наработанное до копейки уплывает в чубайсову казну. И на тех, кто торгует, интригует, обдирает, как липку, страну и все просит и просит безотказные чубайсовы дотации. И при этом косит, кто на Турцию, кто на Германию. Наздратенко требует справедливой федерации, без пасынков и любимцев, где русские не являются гражданами третьего сорта, и за это его ненавидят в Кремле…

Наздратенко, крепись! Тебе нельзя являться в Москву с повинной. Твоя база и крепость — Владивосток, корабли, рудники, избравший тебя народ. Атакуй!

Обратись к дальневосточникам, давшим тебе власть, — они не выдадут тебя в когти Чубайса…»493.

И дальше — обращение к губернаторам, к офицерам, к депутатам с призывом — не повиноваться Ельцину и Чубайсу, обратить против них всю мощь тихоокеанского флота, все свои полномочия, смести эту «антинародную» власть к чертовой матери и т. д., и т. п.

Очевидно, что все призывы Проханова были обращены не только к Наздратенко, но ко всем антиельцинским силам России. А вот сводились они к простому требованию, выраженному уже в названии программной статьи: «Наздратенко, будь Лукашенко!».

Нет, вовсе не вокруг Наздратенко призывал объединиться российскую оппозицию Проханов, а вокруг Лукашенко. В нем редактор газеты «Завтра» предлагал увидеть силу, способную повалить Ельцина, центр притяжения всей той России, которая была недовольна реформами, ведущими к демократии.

Этот центр сопротивления Ельцину и Чубайсу находился вне их юрисдикции: даже если они понимали, какая опасность идет в Россию из Минска, сделать с этим что-либо было не просто: все-таки Лукашенко был главой другого государства. Разве что не пустить его на свою территорию? «Примером последнего может служить громкий скандал осени 1997 г., когда с ведома Ельцина Лукашенко не был допущен в Россию для встречи с губернаторами центральной полосы»494.

К тому же перед руководством России в то время стояли гораздо более важные проблемы, нежели обуздание зарвавшегося интегратора. Ельцин не успел окрепнуть после операции на сердце, а тут еще и в экономике начали проявляться тенденции, неотвратимо ведущие Россию к дефолту 1998 года. Так что российскому руководству было совсем не до Лукашенко.

Призыв Проханова был кое-кем и услышан. Во всяком случае, когда в 1998 году Лукашенко пролетом из Нагано, на Олимпиаду, остановился во Владивостоке, военно-морские силы России отдали ему честь на специально устроенном параде. И Лукашенко вел себя как их президент — с достоинством и осознанием собственной силы.

Как бы он ни клялся в преданности союзническим идеалам, как бы ни дружил с Ельциным, всегда — едва пришел к власти — он искал поддержки тех, кто выступал против Ельцина.

И охотно привечал их у себя дома. К нему приезжали Жириновский и Зюганов, Рыжков и Лебедь, Рохлин и сам Проханов. С каждым Лукашенко находил общий язык, каждого убеждал в сходстве их позиций по вопросу интеграции и общего будущего.

Разумеется, когда аудиенция заканчивалась, кое-кто из гостей получал возможность решить и финансовые вопросы. Все знали: посоветуешь белорусской стороне «честного и порядочного партнера» в лице того или иного московского банкира, тот тебе процент от сделки и отвалит — на предвыборную кампанию (а может, и не только). Пролоббируешь поставку большой партии нефти — тоже получишь свою долю…

Обласканные главным белорусским диктатором, высокие гости возвращались домой в приподнятом настроении и дружно воспевали жизнь в Беларуси.

В России они пользовались влиянием, имели свои источники информации в Кремле и могли делиться этой исключительно полезной информацией, в том числе и предупреждать своего минского друга о том, что замышляется в Москве и что ему угрожает. По сути, российские оппозиционеры достаточно последовательно прокладывали Лукашенко дорогу в Кремль.

Дело-то было за малым — чтобы сам Ельцин, наконец, понял: у него нет иного выбора, кроме как назначить Лукашенко своим наследником, и не в России, а в объединенном государстве.

Новогодний сюрприз

Идея выжидания — пока «старик дозреет» — не была для Лукашенко бесперспективной.

Конечно, ельцинское окружение добросовестно пыталось продлить собственное политическое бытие.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату