– Ну не могла же я спокойно смотреть, как ты любуешься этим лягушонком. Вот и пришлось самой показать класс, – мурлыкала Лида, гладя мою спину.
– Я понятия не имел, что можно в одну секунду научиться так плавать. Ты просто вундеркинд. Думаю, тебе под силу и спортивное, и подводное плавание. Может быть, меня научишь?
– Но пойми, милый, эти маленькие хитрости были придуманы специально для тебя. Тебе ведь приятно было учить меня плаванью, – оправдывалась Лида перед моей злой спиной.
– Насколько я знаю, эти хитрости были придуманы поначалу для клипового героя, – внезапная мысль вдруг осенила меня, и я резко обернулся. И столкнулся с невинным взглядом. – Скажи, Лидка, только честно… Только честно, пожалуйста… Тогда… Когда Эдик учил тебя плавать, ты знала…
– Что знала? – Лида хитро сощурилась.
– Ну… Что я наблюдаю за тобой?
– Конечно, знала, – просто ответила она. – Ну, какой нормальный мужик не придет на свидание, если его назначает такая девушка, как я.
– Какая девушка? – Я нахмурился. – Лгунья, врунья, интриганка…
– Продолжай, продолжай! – Лида уже откровенно смеялась.
Мне так хотелось продолжить – и к тому же бездарная актриса. Но Лида прижалась ко мне всем телом. Ее волосы, еще мокрые, приятно щекотали мое лицо и пахли желтыми кувшинками.
– И к тому же прекрасная актриса, – продолжила она за меня.
И я не смог ей возразить. Я погладил ее влажные волосы, прикоснулся к ним губами. У нас был всего лишь месяц…
А вечером, проводив Лиду, я ждал появления Вальки. Это было в ее духе. Она непременно должна была появиться и устроить скандал. К чему я был готов. Даже придумал красочный монолог и привлек Чижика к своей защите.
– Ты любишь эту девчонку, Чижик. Так что, брат, помоги мне. Ну, лизни ее руку. Или посмотри на нее жалобно. Уж что-что, а это ты, дружище, умеешь.
Чижик вздохнул и, свернувшись калачиком, улегся у порога. Но Валька так и не пришла. Она не пришла и на следующий день. В глубине души я был раздосадован. В конце концов, она же влюбилась в меня и даже возомнила себя моей невестой. Однако же Валька стала для меня не единственной досадой. В этот вечер не пришла и Лида. И я уже не на шутку разволновался. Столкнувшись на пороге дома с запыхавшимся Мишкой, я и вовсе испугался.
– Ну же, – я втащил его за ворот пиджака в дом. – Только без предисловий, что случилось?
– Заболела, – выдохнул Мишка. И уже более спокойно добавил: – Но ты, Данька, не волнуйся. Просто перегрелась на солнце. Знаешь этих столичных штучек. Они и солнца-то у себя за небоскребами не видят. Вот и, вдохнув глоток свежего воздуха, падают почти замертво. И где такое видано, чтобы люди болели от солнца и воздуха?! Чокнуться можно. Нет уж… Такая жизнь не по мне.
Мишка уселся развязно на диван и, забросив ногу за ногу, вытащил из пиджака «Кэмел» и золотистую зажигалку той же фирмы. Но не успел прикурить. Я мгновенно выхватил пачку сигарет из его рук.
– Мишка! Вот отцу расскажу!
Мишка от души расхохотался.
– Ну, Данька! Ты меня совсем уморил! Словно из каменного века! Да я уже год как курю! Даже если бы не курил, то непременно с сегодняшнего дня бы начал. Разве от такого шика отказываются! Я ведь только «Приму» и пробовал.
Я внимательно посмотрел на Мишку. Его уши торчали в разные стороны, старый пиджак с отцовского плеча болтался на худеньких плечах, глаза по-детски блестели при виде новой игрушки. «Кэмел» Мишке был так же к лицу, как медведю смокинг.
Я устало опустился на диван рядом с парнем.
– М-да… А мне все кажется, ты ребенок. Совсем не замечаю времени. Знаешь, Мишка, оно для меня словно застывает здесь, на природе. Словно ничего не взрослеет, не стареет, не умирает. Только рождается. А ведь это далеко не так.
– М-да-а-а, – вторя мне, глубокомысленно протянул Мишка. – Ты совсем одичал, Данька. Совсем. И, не в обиду тебе сказано, постарел. Хоть и на природе.
Мишка мастерски чиркнул блестящей зажигалкой из фальшивого золота.
– Артисты подарили? – показал я на «Кэмел».
– Угу. Они, кто же еще. У них там все знаменитости такие курят. А про спички они вообще уже думать забыли. Да, мы с тобой – темнота, каменный век. Сигареты, кстати, твоя… эта… артистка преза… презентовала – за успешную работу. А зажигалку ее дружок. Ух, как я обрадовался, мне в жизни таких подарков не делали. Даже на день рождения. Самый дорогой подарок был – перочинный ножик от отца. Да разве сравнить с такой зажигалкой!
– А где ты их встретил? – направил я разговор Мишки в нужное русло.
– Да в номер к твоей артистке заходил, отец велел занести ей лекарства. Она лежит на кровати с мокрым полотенцем на лбу. А этот красавчик сидит у ее ног, как верный пес.
Внутри у меня все перевернулось. Я сжал кулаки. И почему-то спросил:
– Целуются?
– Чего? – не понял Мишка.
– Ну, ты же сам говорил. Они когда-то целовались.
– Я? Ах да! – Мишка стукнул себя по лбу. – Совсем забыл. Почему-то когда врешь, всегда забываешь.
– Зачем ты мне врал, Мишка? – Я не разозлился на него, а только облегченно вздохнул.
– Да я б ни в жизнь! – Мишка стукнул себя кулаком в грудь. – Это она мне велела тебе сказать… Ну, что целовалась.
Я уже ничего не понимал. Моя голова шла кругом. Почему-то ужасно захотелось спать.
– А ей-то зачем это было нужно?
– Ты, Данька, как ребенок. Ничего не понимаешь в жизни. Ведь только так, с помощью ее безбожного вранья, ты и попался на удочку.
– Все вранье, кругом одно вранье. – Я устало провел ладонью по вспотевшему лбу. – Презенты ты от нее получил за это?
– И за это тоже. Да ты не отчаивайся, Данька. Любой бы только мечтал попасться на ее удочку. С помощью вранья или нет – какая разница.
– Наверное, никакой. Для них там вообще не существует разницы между правдой и кривдой. Все одно. Артисты.
– Ну же, Данька, – Мишка встревожено смотрел на мое равнодушное лицо, на мои потухшие сонные глаза. И даже встряхнул меня за плечо. – Ну же, Данька. Чего ты? Все же нормально. Ну… Ну, хочешь, хочешь, я и ей что-нибудь скажу, в отместку. К примеру, как ты целовался с Валькой, хочешь? И презент мне никакой от тебя не нужен, ты же мой друг. Это от тех брать можно, для них это нормально.
– Не хочу, Мишка, – я потрепал его по щеке. – А ты иди, Мишка, иди. И Вальку не впутывай. Она хорошая девчонка.
– Хорошая… Только хороших почему-то не так сильно любят. А этой, твоей артистке, чего-нибудь передать?
– Пусть выздоравливает.
Я вышел проводить Мишку за порог. Мишка опрокинул голову к небу. Тяжелые тучи повисли над лесом. Особенно остро чувствовались запахи смолы и бессмертника. Птицы низко летали над соснами, задевая их крыльями.
– Скоро дождина зарядит, на неделю, – усмехнулся Мишка, видимо, вспомнив Самсонов день. – Не придется им больше умирать от солнца. Ну разве что от глотка свежего воздуха.
Мишка небрежно чирикнул золотой зажигалкой. Яркий огонь вспыхнул у него в руках.
– Красиво, – почему-то печально вздохнул Мишка. – И руки не обжигает. От спичек так не бывает.
– Огонь он и есть огонь. Может согреть, а может обжечь. Ну, бывай, дружище.
Мишка, приподняв ворот пиджака, быстрым шагом направился прочь от моего дома. Я пошел закрывать ставни. Дождь хлынул раньше времени. Я уже собирался бежать домой, как заметил, что в кустах
