самогона. “Вот это другое дело!” – обрадовался Никита, извлекая баллон, сияющий на сломах – раздавленный, как лапоть…
Вечерело. Солнце уютно заливало землю косым красноватым лучом. Не лучом – целой пропастью былинного света, впрочем, слабевшего. Никита с Олегом допивали в полном молчании. Никогда не шло так тяжело. Из-за отсутствия закуски?
Никита хоть и нажрался, а мысль держал, но вопросительная интонация уже не давалась, и он все же спросил, уезжает ли Олег. Он, Олег, долго быковато думал, качаясь; жевал и бросил травинку:
– Да нику-да я не… не поеду.
Ну и слава богу. Может, все еще уладится… И Никита выдохнул.
Надо было ползти в поселок.
Субботничек, блин.
VI
Перенесемся в то время, счастливое время, до всякого Лодыгина, когда ничто, казалось, не предвещало беды и наши герои встречали Новый год на квартире у Костярина.
Тридцать первое.
Сумасшедший день, облепленный кухонным паром.
Полки с презервативами опустели в супермаркетах еще с утра – школьники же, ого-го, ночь свободы! Смели все, включая самые клинические виды. Те, что из скромных, постыдно-розовых резинок, спасибо прибамбасам, стремятся уже в разряд протезов, ага.
К вечеру, обменявшись подарками чуть не в подъезде, во всяком случае – в суматохе, пошептав друг другу бред в лихорадочно-предпраздничной маршрутке, где взвинченная цена как взвинченные нервы, Олег и Ева добрались до места. Веселье било ключом – его предвкушение. Женская половина большой разношерстной компании топталась ближе к кухне, здесь шипело, шкворчало и была благородная тяжесть салатниц, а пацаны потихоньку открывали себе бутылки у телевизора…
Ева нервничала, и Олег это видел. Она плохо знакома с его друзьями. Тоже, наверное, мало радости – встречать такую ночь в чужой компании, напрягаться голосом и лицом, когда твой спутник, близкий человек, вроде как отстранился, прибился к стае и будто бы насмешливо смотрит: ну и как ты держишься одна?
Приближалось время. Президент весь цепкий, жесткий, кащеево стареющий – ему год за два, а народ перед салатами да телевизорами как регулярный экзамен принимает на молодость и внешность. Куранты. Состоялось. И можно отплеваться от густой фальшивой пены, от пафоса фальшивого, нормально праздновать и пить.
В районе часа
Как всегда бывает, гвалт, смех; споря, переключали каналы, наткнулись на выступление “Алисы” на какой-то из кнопок, и Ева воскликнула:
– О, клево! – Она любила эту группу.
– Да… Концерт у них был прикольный, в “Центре”, – поддержал разговор Костя.
Олег замер на выдохе. Только бы…
– А ты ходил?… – Восторженная, Ева впервые повернулась к Костярину, с которым сегодня же и познакомилась. – Ой, а я так хотела…
– Ну да, мы же все ходили. Олежка же тоже, он тебе не рассказывал?…
Все. Конец.
Только бы догадалась не устраивать скандал за столом, при всех. Боковым зрением Олег видел ее пронзительное лицо, без отрыва к нему обращенное, но не замечал ничего очень старательно: копошился в тарелке, с внезапным энтузиазмом принялся есть, есть и подкладывать…
Все равно сцена неизбежна. Черт, но ведь знал он, знал, что рано или поздно это всплывет! Стоило бы что-нибудь придумать в спасительные минуты, но – какая-то равнодушная легкость в голове, с лобной нотой шампанского.
“Алиса” порастрясала пот на экране, а потом переключили. Кто-то встал с тостом, все потянули рюмки, обливая руки, как одеколоном…
Почему он не повел свою девушку на концерт и даже не сказал ничего, соврал, наверное, про чей-то день рожденья, – Олег и сам не знал.
Он вообще постоянно врал ей, не изменяя, – врал в миллионе мелочей, почти без причины, и держал все это в лопающейся голове, чтобы не попасться, – и попадался. Зачем, зачем он устроил себе эту двойную жизнь в невинных, казалось бы, пустяках? – но в таком количестве пустяков, которые были способны похоронить все.
Смотрит. Смотрит на него. Ковырялся вилкой, подлил себе водки, и все это – боясь поднять глаза.
Он просто говорил что удобнее и жил как удобнее, а удобней всего оказалась неправда. У нее вообще масса плюсов. Снять лишние вопросы, когда даже просто лень объяснять. Пустить пыль в глаза: я лучше, я прямо-таки античный герой. Не напрягаться для того, чтобы сделать что-то реально или сказать всерьез.
Олег даже не думал, в какую ловушку загонит себя. Первая же совместная посиделка с друзьями и новой девушкой обернулась страшным напряжением, потому что весь диапазон разговоров оказался сплошным минным полем, где друзья могли что-то
Иногда скелеты все-таки выпадали из шкафа, ввиду их большого количества, за всеми не уследишь. Но чтобы так “удачно”, как в эту праздничную ночь, – такого еще не было.
А ведь он любит ее! Любит!
– Да выключайте вы, блин, этот чертов телик! Танцуем! Расселись, как пенсионеры…
Кто – то и Костярин, рубашкой облепленный, сдвинули стол. Загрохотал, пробуя голос, мафон. Кто-то спорил о дисках и о “направлениях”, кто-то раздавал бенгальские огни, которые жалили руку, а после было не ясно, куда положить (чтоб не расплавить клеенку). Кто-то, при попритушенном свете со множеством бестолковых посудных отблесков, уже танцевал, другие нетрезво таращились.
– Нам надо поговорить. – Ева смотрела куда-то поверх Олега. – Пошли в подъезд. – И она проследовала, задержавшись только над свалкой обуви.
В подъезде – пусто и светло, светло от лампочек, которые здесь образцово-показательно на каждом этаже, а пусто… Наверное, от музыки и голосов за каждой наглухо закрытой дверью. Эти странные шумы – в ином узнавался дикий, как мутант, обрывок знакомой песни – бродили по площадкам, по лестницам, странно подчеркивали их громадные, сиротские пространства.
Олег, конечно, начал что-то ничтожно лепетать про билет, который был только один, про “так случайно получилось”… Ева хладнокровно наблюдала за этим мучением, и только слишком сухо блестели глаза.
– Все? А теперь я скажу. Ты зарвался, Олеженька.
За какой-то из дверей грохнули хохотом; во дворе сочно и звучно пускали ракеты; кто-то вызвал лифт – начиналась жизнь в новом году. Надо было перетерпеть – пересмотреть в пол.
– Ты врешь мне постоянно. Я устала тебе не верить. Я же постоянно жду, что ты меня как-то подставишь, предашь…
– Евочка, да у меня – кроме тебя – никого!..
– Да я уже думаю, что без этого “кроме тебя”. Тебе же никто не нужен, Олег! Хочешь, я тебе объясню, почему ты меня все время так кидаешь, все время вешаешь лапшу какую-то… Хочешь?
И, несмотря на паническое “нет”, заговорила: что он не хочет впускать ее в свою жизнь
Вот ужас! Олег и подумать не мог, что в ней зреют такие мысли. Он и подумать не мог, что это…
Никита высунулся из квартиры, счастливый, как скоморох, преступно счастливый… Удалось его услать, надев благополучие на рожу. Как же! – всегда всё супер. Всё просто зашибись.
Олег обнял Еву, после такого разговора, накала она обессилела смертельно, буквально повисла на
