Кэтрин сразу заметила перемены в поведении молодого человека. По дороге на юг, к переправе Даймондгейт, и позже, на материке, он спокойно спал по ночам и выглядел веселым.
Девушка довольно долго тревожилась, видя, что Лютиен как будто вовсе не скорбит о смерти отца. Сперва она не могла понять этого — ведь когда ее собственный отец погиб во время шторма на Эйвонском море, она целых две недели плакала по ночам. Лютиен, однако, пролил всего несколько слезинок, сложил руки Гахриза на груди и стоически оттолкнул лодчонку от берега, отпуская ее в суровое Дорсальское море, словно выталкивая мертвого отца из своих мыслей.
Но постепенно Кэтрин все поняла и обрадовалась. Лютиен не скорбел об отце, поскольку он уже мысленно похоронил и оплакал его еще тогда, когда вынужден был бежать из Бедвидрина. Для молодого человека Гахриз, или тот человек, которым его считал сын, умер в тот день, когда юноша узнал правду о своем брате Этане и о трусости отца. А потом, когда Кэтрин появилась в Кэр Макдональде, принеся «Ослепительный» и весть о том, что Гахриз возглавил восстание против Гринспэрроу, отец для Лютиена ожил вновь.
Теперь Кэтрин понимала, что молодой человек смотрел на все это как на второй шанс, неожиданную возможность попрощаться с истинным Гахризом, отважным воином, сумевшим избавиться от пелены трусости, застилавшей его глаза долгие годы. Скорбь Лютиена прекратилась задолго до того, как он преклонил колена перед ложем умирающего отца. Теперь глаза цвета корицы больше не туманила боль. Гахриз обрел мир, как и его сын.
4
ГАЙБИ
Проктор Биллевин одиноко стоял на наклонном парапете монастыря Гайби, со своего каменного наблюдательного пункта вглядываясь в воды залива Колтуин. В туманной дымке скользило более сотни серых, призрачных силуэтов, в основном это были колтуинские рыбачьи лодки. Все они поворачивали и маневрировали стремительно, хотя нигде в мире больше не использовали столь устаревшие конструкции. Зрелище это легло тяжелым грузом на плечи старого проктора. Там были его люди, мужчины и женщины, ждавшие от него совета и руководства, готовые по первому его слову отдать жизнь. Именно Биллевин решил отправить рыбачьи суденышки навстречу захватчикам, чтобы попытаться удержать свирепых хьюготов в холодных и темных водах, подальше от деревни.
Теперь Биллевин мог только стоять и смотреть. Капитаны старались держаться поближе к гигантским галерам хьюготов, чтобы стрелы могли поражать врага, однако рыбакам приходилось соблюдать предельную осторожность, чтобы не угодить под удар чудовищных подводных таранов, которыми были оснащены вражеские галеры. Но все равно, к сожалению, слишком часто то одно, то другое суденышко, не проявившее достаточной скорости и маневренности или настигнутое внезапным порывом ветра, напарывалось на таран, и тогда слышался страшный треск расщепленного дерева, эхом разносившийся над водой, перекрывая крики моряков и яростный визг их противников.
— По последним подсчетам, в залив вошло двадцать пять галер хьюготов, — произнес брат Джеймесис, останавливаясь рядом с Биллевином. — Но это только приблизительно, — добавил Джеймесис, поскольку проктор ни единым движением не отреагировал на его слова.
Старик стоял все так же неподвижно, даже не моргая, и только густые седые волосы, собранные в длинный хвост по обычаю тех мест, развевались на ветру. Биллевину приходилось видеть хьюготов ранее, когда он был еще ребенком, и он прекрасно помнил безжалостность и жестокость налетчиков. В придачу к рабам-гребцам, по двадцать вдоль каждого борта, семидесятифутовая галера несла на себе не менее пятидесяти воинов-хьюготов, чьи сверкающие щиты заполняли всю верхнюю палубу. Это означало, что в заливе находилось не менее двенадцати сотен свирепых варваров. Колтуинские рыбачьи суденышки ничего не значили по сравнению со смертоносными галерами, и люди на берегу могли только надеяться, что отважные рыбаки при помощи своих луков нанесут врагу достаточный урон, чтобы хьюготы раздумали высаживаться на землю.
— На одной из галер видели флаг «Морского дьявола», он висит вверх тормашками на рее, — печально сообщил Джеймесис, и теперь Биллевин вздрогнул. Аран Тумз и вся команда «Морского дьявола» были его давними дорогими друзьями.
Биллевин посмотрел вниз, на юг, в направлении деревни Гайби. Многие ее жители, самые старые и самые юные, уже шагали по вымощенной красным песчаником дороге длиной в милю — на холм, к стенам монастыря. Все, кто был покрепче, давно находились внизу, на причалах, ожидая момента, когда придется поддержать команды рыболовецких судов. Разумеется, небольшой флот даже не надеялся потягаться с галерами хьюготов на море, они просто хотели выиграть время, чтобы мирные жители успели укрыться за надежными стенами монастыря.
— Сколько мы потеряли лодок? — спросил Биллевин. Проктор думал, что теперь, когда все беженцы были уже совсем близко, можно бы и начать звонить в главный колокол Гайби, призывая суденышки обратно.
Джеймесис пожал плечами, не зная ответа.
— Там, на воде, люди из Колтуина, — хмуро сказал он.
Биллевин вновь взглянул на залив, затянутый туманной дымкой. Он надеялся, что туман рассеется хотя бы на мгновение и он сможет получить более четкое представление о ходе битвы, но понимал, что этот покров благоприятствует рыбакам. Уроженцы Колтуина знали каждый дюйм своих вод, могли маневрировать вслепую, не рискуя угодить на мели или напороться на единственный риф в этом районе — длинный ряд зазубренных скал, торчавших из залива к северу от монастыря. Моряки хьюготов, конечно, прекрасно ориентировались в море, но здесь они были чужаками.
Биллевин не стал звонить в колокол. Он доверял рыбакам, истинным хозяевам залива, так что бой продолжался и продолжался.
Шум все усиливался.
Рыбаки упорно сопротивлялись, их гордость, рожденная морем, не отступала; их лодки парами шныряли вокруг больших судов хьюготов, так что если галера внезапно разворачивалась, чтобы нанести удар одной из лодок, со второй мгновенно летел град стрел в открывшихся со стороны скошенной кормы гребцов. И все же рыбакам приходилось признать, что они не смогли нанести варварам достаточно серьезного урона. Дюжина колтуинских судов уже скрылась под темной водой, но ни одна галера хьюготов не затонула.
Лиари, капитан отличного судна «Файнвокер», с большим сожалением отметил этот факт. Конечно, рыбаки заставили хьюготов поработать, осыпая их градом стрел. Возможно, удалось ранить или даже убить часть врагов, но исход битвы казался очевидным. Чем больше судов терял флот Колтуина, тем быстрее он терял следующие. Когда потонула дюжина рыбачьих корабликов, военные припасы на оставшихся значительно уменьшились, и скоро должен был наступить момент, когда флотилии защитников придется вернуться в порт и в суматохе искать убежища за стенами монастыря.
Защитникам требовалась эффектная победа, нужно было во что бы то ни стало отправить на дно хоть одну из этих галер, казавшихся неуязвимыми. Но как? Суда варваров нельзя потопить стрелами, а любая попытка приблизиться приведет лишь к тому, что на дно отправится колтуинское судно.
Пока капитан размышлял, «Файнвокер» проскочил мимо носа галеры, украшенного волчьей головой, настолько близко, что моряк смог разглядеть подводный таран. Галера как раз совершала поворот, и команда «Файнвокера» осыпала противника градом стрел, получив всего несколько в ответ.
Лиари взглянул на женщину, стоявшую у штурвала.
— К северу, — скомандовал он.
Женщина, Джинни Бинз, оглянулась через плечо на галеру и два колтуинских суденышка, действовавших в связке с «Файнвокером». Если она повернет к северу, рыбачьи лодки останутся позади, поскольку одна из них будет вынуждена пойти на юго-восток, а другая — на запад. И при этом нос галеры смотрел на север, так что она на всех сорока веслах устремится в погоню.
— К северу, — повторил Лиари решительно, и женщина у штурвала повиновалась.
