— Хлеба горбушку! Да еще пополам… — жаловалась она. — Пельменьев одних мешок накрутила! Водки на сто пятьдесят рублев ушло!..
— Да-да, — сочувственно причмокнул дворник. — Сколько людей ни корми…
Я повернулся и тихо побрел к себе…
Товарищи дорогие! Не меняет ли кто квартиру с окнами вовнутрь?!
Бескорыстный Гена
Познакомились мы при следующих обстоятельствах.
У меня потекла раковина в совмещенном санузле. Закапало откуда-то из-под нее. Снизу. Причем довольно энергично.
Я сходил в домоуправление и записал там в большой амбарной книге: дескать, так и так — течет. Примите срочные меры.
А под раковину примостил пока двадцатилитровую эмалированную кастрюлю, купленную в хозтоварах для засолки огурцов.
Я знал по опыту, что слесарь все равно не придет, но совесть моя, по крайней мере, была теперь чиста.
Слесарь, однако, пришел. На следующее же утро. Это был, я думаю, исторический факт в деятельности нашего домоуправления, который следовало отметить большим торжественным собранием и банкетом.
Звали слесаря Гена. Он был невысоким крепким парнем, с широким лицом и открытым взглядом.
Пока Гена стучал в санузле ключами, я варил на кухне кофе и мучился сомнениями. Слесарю полагалось заплатить три рубля — это я знал. Нет, я не суммировал в голове трешки, которые он может насшибать за день, и не скрежетал зубами при мысли, что заработок его получится выше профессорского. Просто мне никому еще не приходилось давать «в лапу» и я заранее умирал от стыда.
Наконец, я решил попытаться оттянуть этот момент, самортизировать его, что ли, и когда Гена вышел изванной, протирая ветошью руки, — я фальшивым панибратским тоном сказал:
— Ну, что, старик, может, по чашечке кофе? Гена охотно принял приглашение.
Не сняв телогрейки, он сел к журнальному столику, заглянул в чашку и спросил:
— Растворимый?
— Нет. Покупаю в зернах и перемалываю.
— О! — сказал Гена. — Как в лучших домах Лондона! А растворимый барахло. Им только пашок грудничкам присыпать.
Гена оказался интересным собеседником. Он, как выяснилось, служил много лет в торговом флоте, избороздил чуть ли не все моря и океаны, побывал и в Гонконге и в Сингапуре. Особенно красочно Гена рассказывал про то, как гулял, возвращаясь из загранки с большими деньгами. Прямо с причала он ехал, бывало, в лучший ресторан Владивостока — один на шести «Волгах». В первом такси сидел сам Гена, во втором лежал его чемодан, в третьем — фуражка, в четвертом — пальто, в пятом — перчатки. Шестая машина была пустой — на случай, если Гена встретит по дороге хорошего кореша или знакомую девицу.
Потом Гена поинтересовался моими занятиями.
— А ты что, дед, — спросил он, — во вторую смену вкалываешь? (Он называл меня, почему-то, не старик, а дед. Наверное, это считалось более современным).
Пришлось сказать, что я писатель и работаю, в основном, дома.
Гена это сообщение воспринял спокойно. Даже не поинтересовался, сколько я зарабатываю. Мои знакомые инженеры спрашивают про гонорар, как правило, на второй минуте разговора.
— Ну, вот за эту, допустим, книжку, — говорят они, — сколько тебе, если не секрет, заплатили?
А услышав сумму, наморщивают лбы и так, с наморщенными лбами, сидят уже до конца, подсчитывая, очевидно, сколько же это я зарабатываю в год, в месяц, в неделю и в день.
Гена же только сказал: «Тоже хлеб. Дашь потом что-нибудь почитать», — и этим покорил меня окончательно.
Расставались мы приятелями.
— Дед, — сказал Гена. — Ты мне не займешь трешку до вечера? Крановщика надо подмазать — он нам трубы обещал из траншеи выдернуть.
— О чем разговор! — заторопился я, доставая из кармана заранее приготовленную трешку. — О чем разговор.
«Ну, вот и славно, — подумал я. — Вот само собой и разрешилось.»
…Вечером, совершенно неожиданно, Гена принес деньги.
Я попытался было отказаться от них, но Гена запротестовал:
— Да ты что! Скотина я разве — с корешей брать.
— Кто это был? — спросила жена.
— Представь себе, — я растерянно вертел в руках тройку, — утрешний слесарь… Занял у меня денег, я уж думал — с концом, а вот пожалуйста. Даже обиделся: с друзей, говорит, не беру… Мы тут, видишь ли, выпили кофе, поговорили по душам…
— О, да ты демократ, — сказала жена.
— Напрасно смеешься! — обиделся я. — Человека не оскорбили чаевыми, не отодвинули от себя сразу — и он сумел это оценить. Вот тебе, кстати, наглядное доказательство.
На следующее утро, в половине седьмого, кто-то позвонил у наших дверей.
Жена, накинув халатик, пошла открывать.
— Там к тебе, очевидно, — сказала она, вернувшись. Из-за плеча жены возникла честная физиономия слесаря Гены.
— Не разбудил я тебя, дед? — спросил он.
— В самый раз, — малодушно соврал я, кутаясь в одеяло, как индеец. — Только что собирались вставать.
— Кофейку заварим? — улыбнулся Гена. — Вчера с крановщиком поддали — голова трещит, ужас!
Жена принесла нам кофе и обратно ушла на кухню.
Она молчала, но было заметно, что ее не очень радует столь ранний визит.
От Гены это недовольство не укрылось. Он проводил жену насмешливым взглядом и заговорщически подмигнул мне:
— Видал, как хвостом крутит?.. Ты подвинти ей гайки, дед.
— Да нет, она, в общем, ничего, — заступился я за жену, — она добрая. — Все равно подвинти, — сказал Гена. — Для профилактики… У меня корень одни есть — большой специалист по профилактике. Утром проснется — как врежет своей Мане промеж глаз. Она еще сонная, понял? А он ка-а-ак врежет!.. Та очухается: «За что, Толя?» Молчи, говорит, зараза! Знал бы за что — убил бы!..
Ушел Гена без пятнадцати восемь. Я предлагал выпить по шестой чашке, но он отказался.
— Побегу, — сказал. — А то домоуправ опять хай поднимет.
На второй день Гена заявился ко мне часов в одиннадцать. Жена, слава богу, была уже на работе.
— Дед, — сказал Гена, — я упаду здесь у тебя?
— В каком смысле? — напугался я.
— Ну, бякнусь, — пояснил Гена. — Часа на полтора. В дежурке нельзя — техник застукает. А у меня — веришь? — голова как пивной котел. И ноги дрожат… Ты мне брось какой-нибудь половичок.
Я поставил ему раскладушку. Хотел кинуть сверху матрац, но Гена отказался. Прямо в сапогах он повалился на раскладушку, сказал: «Заделаешь потом кофейку, ладно?» — и через секунду уже храпел, как целый матросский кубрик.
Я попытался под этот аккомпанемент осторожно стучать на машинке, но скоро вынужден был
