Его тоже тот ученый чудак изобрел. Забавно, а?
– Смываться пора…
– Погоди, – сказал Джип. Взял из руки Верховного привратника зажженную сигару, затянулся, выпустил колечко. – Теперь пойдем.
И они зашагали в глубину арки – Джип лениво, вразвалку, Пип торопливо, с оглядкой. Под каменными сводами звучали их затихающие голоса.
– Слушай, Джип, – сказал Пип, – а мне чего-то кажется, будто ты здешний.
– Не твое дело.
Голоса замерли. Верховный привратник продолжал спать под отдаленные звуки выстрелов. Должно быть, солдаты засели в стратегической рощице и время от времени давали автоматные очереди, чтобы никто не заподозрил их в безделье. Ворота империи остались без всякой охраны, ими теперь мог воспользоваться всякий, словно калиткой заброшенного огорода. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в эту странную и нетипичную ночь они повидали еще одного посетителя.
Не обратив никакого внимания на плакат 'Посторонним вход воспрещен', под арку вошел седой человек в старом пиджаке, в неглаженых брюках, в домашних туфлях на босу ногу. Под мышкой у него была книга, на носу очки.
– Ага, светло! – обрадовался он, завидев зеленую лампу. И тут же раскрыл книгу, уставился в нее и забормотал:
– Здесь автор не прав. Простите меня, коллега, здесь пригоден будет лишь метод онтаэдронных. – Он взял из-под руки привратника карандаш, которым тот писал акт, стал делать пометки на полях. – И следствия получаются совершенно иные. Первое: на интервале функции…
– А? – просыпаясь, спросил Верховный привратник.
– Простите, мой друг, я вам, кажется, помешал, – сказал диковинный посетитель. Он положил карандаш на место и старческой шаркающей походкой направился в глубину арки – в город.
– Да, – сонно произнес привратник, – прежде всего необходимо сдать отпечатки пальцев… Кроме того, не забудьте отметить: слезы умиленья вызва… – окончательно проснувшись, он широко раскрыл глаза и рот, но слушателя перед ним все-таки не оказалось. – Странно… – произнес Верховный привратник. – Что это? Приснилось? Я спал? Не может быть! Слуги нашей… А сигара где? Спал, мерзавец! Вот на каких примерах не надо учить… Ох, что теперь будет! Что делать?.. Молчать, молчать надо! Авось не узнают… Ох… ох…
Из динамика под потолком грянул громовой радиоголос:
– Верховный привратник!
– Ох… ох… – только и смог выдавить из себя перепуганный старикашка в мундире.
– Привратник! – повелительно повторил голос. – Спите вы, что ли?
– Ох… – простонал привратник и вскочил на ноги. – Никак нет, господин Главный контролер!
– Врете, – сурово сказал радиоголос. – Я подслушал ваши последние слова. Проспали, значит?
– Так точно. Виноват.
– Будете наказаны. Сообщите приметы.
– Ох… Чьи?
– Человека, который прошел в город. Я слышал шум шагов. Не врать! Живо!
– Ох… Он рыжий… в цилиндре… во фраке…
– Рыжий? В цилиндре? И только? Вы ротозей! Немедленно организуйте погоню! Возглавьте!
– Слушаюсь!
Привратник нажал под столом ногой кнопку сигнала, раздался пронзительный звон. Сбежались солдаты сменного караула. Привратник затопал ногами, завопил:
– Проморгали! Зарезали! Ротозеи! Ох… Жена, дети… Да что вы стоите? В пого-оню!
ГЛАВА ВТОРАЯ. В ТРАКТИРЕ 'УГРЮМАЯ УСТРИЦА'
Исторические и даже роковые события, которым положила начало эта ночь, пока никак не отразилась на трактире 'Угрюмая устрица' и его хозяине. Оплывшая сальная свеча, чадя и потрескивая, освещала деревянную стойку, за которой, опершись гривастой головой о кулаки, сидел мрачный трактирщик. Где-то вдалеке потрескивали выстрелы. Время от времени начинал греметь у потолочной балки динамик, извергая очередную порцию инструкций верноподданному населению столицы. Трактирщик всего этого будто не слышал. А когда постучали в дверь, машинально ответил:
– Да, войдите!
Вошел человек в черной маске и черном плаще. Его таинственный и устрашающий облик, однако, не потряс трактирщика. Правда, он встал навстречу посетителю, но это было лишь чуть больше, чем простая вежливость. Посетитель махнул ему рукой: сидите. Снял плащ, аккуратно сложил его, повесил на спинку кресла. Снял маску. Это был старик, еще крепкий, но совершенно седой. Волосы кольцами лежали на его плечах, будто парик мольеровских времен. Бородка подстрижена клинышком, кончики усов лихо, по-мушкетерски торчали вверх.
– Здравствуйте, трактирщик, – сказал посетитель.
Трактирщик ответил:
– Здравствуйте…
Посетитель остановил его жестом, не дав закончить фразу, и заговорил сам:
– Вы знаете, город на осадном положении, черт побери, выходить запрещено. Но я, старый грешник, люблю нарушать установления. И вот, – он кивнул в сторону двери, за которой как раз грохнули выстрелы, – чуть не поплатился.
– Надеюсь, вы не пострадали? – спросил трактирщик таким тоном, что было похоже: надеется он как раз на противоположное.
Посетитель самодовольно расхохотался.
– Нет, я удрал. Вот только, – он показал огнестрельную дырку в плаще, – видите? Невмоготу было дома сидеть. Никакого нет покою. Сами знаете, сколько у меня домашних неприятностей. А тут еще – про рыжих-то уже слыхали? История! Гоняют их по всему городу, окошко мне из пистолета высадили, кто будет отвечать? Да за самым домом тюрьма, часу не прошло, как началось, а рыжими все камеры набиты, орут, попробуй уснуть. Ну, подумал, подумал – и к вам.
– Коньяк? Арманьяк? Бургоньяк? – угрюмо осведомился трактирщик.
– Успеется, – сказал посетитель, оглядывая помещение с недовольной гримасой. – Испортили мне настроение, ч-черт! И у вас тоже как-то уныло, мрачно… Скажите, вправду тут раньше было настоящее кафе? Что-то, понимаете ли, не верится. А?
– Было да сплыло, – нетерпеливо отвечал трактирщик.
– Зеркальные окна, а? Публика приличная?
Казалось, посетителю доставляет удовольствие донимать трактирщика вопросами и, действительно, тот еще больше поугрюмел, на его шишковатом лбу прорезались глубокие
