Юрий Степанович Самсонов
Последняя Империя
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ИМПЕРИЯ НА СТРАЖЕ
В городе не горели фонари. Ни один луч света не проникал сквозь маскировочные шторы на окнах. Курильщикам заранее через участковых глашатаев был объявлен указ, запрещающий выходить на улицы с наступлением темноты, и, понятно, не нашлось бюргера, который посмел бы смолить свою трубку на излюбленном месте – у колодца св.Великомученика Иустимия.
На капрала Джуджелиса указ не распространялся, хотя Джуджелис был заядлым курильщиком. Дело в том, что капрал находился при исполнении служебных обязанностей. Он ощупью брел вдоль городской стены и ругался:
– Три миллиарда дохлых крыс тебе в глотку! – Джуджелис имел в виду Верховного привратника, который заявил ему, что-де солдат его Величества должен видеть в темноте как кошка и лучше кошки. – Попробовал бы сам ты, перечница!
Он был прав: обход наружных постов сейчас затруднил бы и кошку, не то что Верховного привратника с его дрожащими от старости и нездорового образа жизни коленками. Но Джуджелис умолчал об этом, когда в караулке у него отнимали огниво, кремень и фонарик. Отвести душу субординация позволяла только здесь, с глазу на глаз с темнотой. Ей, темноте, капрал откровенно сообщил все, что он думает о высоком начальстве. Она, прохладная и мягкая, выслушала это и повела себя предательски: Джуджелис споткнулся о моток колючей проволоки, ободрал коленки, ладони, поднялся и в ярости изложил свое мнение о способе производства работ по укреплению подступов к столице, о людях, которые этим руководят, и о тех, кто вообразил себе, будто с подчиненными можно обходиться, как с баранами, хотя еще неизвестно, кто баран: иные старикашки насчет блеяния любому барану…
Тут послышался возглас часового:
– Стой! Кто идет?
Капрал вздрогнул. Он забыл, что посты усилены втрое, а значит, расстояние между ними намного короче обычного. Темнота предала его снова. Надо же так забыться!
– Кто идет? – повторил часовой, щелкнув предохранителем автомата.
Джуджелис остановил дыхание, чтобы скрыть одышку. И выпихнул из горла хриплый ответ:
– Это я, твой капрал.
– Пароль?
– Империя, – буркнул Джуджелис. – Отзыв?
– На страже! – торжественно, по-уставному пропел часовой. Огрызок месяца вылез в просвет между тучами, чтобы осветить его идеальную строевую позу и преданное лицо, отразиться в его выпученных, по-щенячьи круглых глазах.
'Новобранец, – с облегчением подумал Джуджелис. – Если и услышал, то не понял'.
– Вольно, солдат. Гляди в оба!
– Слушаюсь, господин капрал!
'А куда глядеть?' – подумал Джуджелис. Лунный осколок снова нырнул в гущу туч, темнота без остатка укрыла и фигуру солдата, и кусок городской стены, отлитой из бетона, с зубцами, опутанными колючей проволокой.
– Пять миллиардов… – проурчал Джуджелис в моржовые усы.
– Простите, господин капрал: не расслышал.
– И не надо, – сказал Джуджелис. – Стой себе, парнишка, скоро смена. – Он шагнул в темноту.
– Господин капрал! – торопливо проговорил часовой. – Можно вопрос?
– Ну?
– Почему… – часовой замялся. – Что случилось? Почему объявлена тревога?
– Об этом вашему брату думать не ведено, – сказал Джуджелис. – Службу знаешь? Объявлена тревога – и никаких. Может, враг идет, или там чума, или просто государь император решил поддержать твой боевой дух. Но это не твое дело. Ты должен, не имея в голове никаких мыслей, стойко стоять на посту. Понятно?
– Понятно, господин капрал. Однако вы человек доверенный… (У капрала в темноте зашевелились усы, он подумал, как быстро эти стервецы-новобранцы раскусывают слабости начальства). Другой и чином повыше, да не знает, а вы должны знать, правда ли… – он заколебался.
– Продолжай, – разрешил Джуджелис, будучи не в силах рассердиться на ловкого парня.
– Правда ли, что возле города видели Старого Колдуна?
Капрал в темноте схватил солдата за плечи, тряхнул.
– Откуда знаешь?
– Ребята говорили в кордегардии… слыхали от жандармов.
– Так… – Джуджелис отпустил солдата. – Сменишься – напишешь донос. Подробно: кто, что. Вник?
– Вник, господин капрал, так точно. Но разве у нас в стране еще есть колдуны? Нам говорили…
Капрал на минуту задумался. Солдат, стоящий на посту, не смеет сомневаться. Рявкнуть на него? Но разве этим вышибешь сомнение? Ладно. Следует вразумить, – решил Джуджелис.
– Этот колдун последний, – сказал он. – Усвой. Так что раньше вам говорили правильно.
– А раньше…
– А раньше – ого, сколько их было! – капрал увлекся. – Я сам одного знал, по соседству. С виду человечек добренький, тихий, ешь его с кашей. В очках ходил, цветочки нюхал, книжечки почитывал. С виду-то они мухи не обидят, злодеи!
– Неужели?
– А не невзлюбил он тебя – заказывай гроб. Встретит один на один, только глянет – и падаешь с дыркой во лбу. Взглядом просверлит!
– Ничего себе!
Капрал все больше увлекался:
– Гуляет он вечерком эдак по-благородному, с собачкой. Ты ему: здравствуйте, господин профессор. И он: здравствуйте, как поживаете? А сам ка-ак дыхнет на тебя незаметно паром! А это и не пар – стеклянный порошок ядовитый, невидимый. Нюхнешь – и в морг.
– И на вас дышали? – с любопытством спросил солдат.
– Нет, обошлось, – сказал Джуджелис. – Я, знаешь, никогда в чужие дела не лезу. А с другими бывало. Или еще хуже: в колодец дыхнет – воду отравит.
– Зачем?
– Просто от своей зловредности. А то в лавку зайдет, на масло подышит – и масло делается ядовитое. Кто купил, сразу помирает. Вот ведь что делали. – Он помолчал, вспоминая. – А мы, дураки, ничего не знали, о делах этих не догадывались. Такие с виду были тихие, вежливые,
