казаков из станиц поручились за них. И вот они здесь, пришли проситься на работу к Кондратию Булавину, но не как к зажиточному казаку, а как к атаману. Это разница большая, для тех, кто понимает. У одного человека трудиться, путь долгий, но спокойный, а на общину горбатиться, значит быть у всех на виду, выслушивать подначки, подколки и злые шутки, но при этом и работать вместе со всеми бахмутскими казаками. А совместный труд, как известно, сразу показывает, что за люди рядом с тобой.
Пока я гонял эти мыслишки, к площади стянулось еще человек двадцать пять казаков. Настала пора решать судьбу соискателей на звание казака и, понимая, что меня вот-вот, погонят до хаты, я тихонько отошел в сторону и, не отсвечивая, застыл возле стены приказной избы. Вовремя. Меня не заметили, все внимание на атамана и бурлаков. Батя поднимает вверх раскрытую правую ладонь и громко говорит:
- Открываю круг! Браты-казаки, сегодня пришли к нам бурлаки из артели Кузьмы Самойлова. Желают влиться в нашу общину и потрудиться на ее благо. Все ли видят их?
- Да!
- Видим!
- Справные люди! Сразу видать!
На миг тишина и новый вопрос атамана:
- Будут ли к ним вопросы?
- Будут!
Вперед вышел один из бахмутцев, десятник Корнеев, здоровый кряжистый мужик, с сильным волевым лицом. В прошлом сам беглый. Он посмотрел на бурлаков и спросил:
- Кто окромя Кузьмы Самойлова за вас поручился?
Вопроса такого ждали, он традиционный, а потому с ответом не промедлили:
- Тимофей Чуркин из Черкасска, Самсон Татаринов из Рыковской и Иван Наливайко из Аксайской.
- Кто знает этих казаков? - Корнеев оглянулся на бахмутцев.
- Тимофей мой односум, свой человек, - откликаются из круга.
- С Наливайко на Азов ходили, храбрец.
- Татаринов мне кум.
- Добре, - Корнеев опять смотрит на бурлаков и снова вопрос: - Из каких мест будете и как на Дон пришли?
- С Петровского городка, на стройке работали, да невтерпеж стало, совсем нас замордовали. Ночью холопа царского побили и утекли, а после по Медведице до самого Дона спустились.
- Что умеете делать, кроме как лямку тянуть?
- Мы каменных дел мастера, - отозвались двое.
- Я зодчим был, - высказался третий.
- А я стрелецкий сын, - закончил четвертый.
Корнеев молча кивнул головой, вернулся в круг, и снова слова атамана, который спрашивает бурлаков:
- Почему на понизовье не остались, а к нам пришли?
- С низовыми богатеями беда, совсем зажрались. Батрачь на них как проклятый, а коли в поход пошел, так половину дувана отдай. Помыкались, да и к вам прислониться решили, про вас люди хорошо говорят.
Недолгое молчание Кондрата, и обращение к кругу:
- Что скажете, браты?
- Берем!
- Справные казаки будут!
- Да!
- Согласны!
Рука вверх, выкрики стихают и приговор:
- Вы наши. Община за вас отвечает, но и вы ее не срамите. Дальше, все от вас зависит. Покажете себя, будет вам дело, а нет, так не обессудьте.
- Благодарствуем атаманы-молодцы, - бурлаки кланяются в сторону казаков.
- Круг окончен!
Казаки, подобно воде, отхлынули с площади и разошлись по своим делам, лето зиму кормит. Бурлаков увел Корнеев, а я, было, отправился к дому, но меня остановил отцовский окрик:
- А ну погодь.
- Да батя? - я обернулся в сторону отца.
- Иди-ка сюда, поговорим всерьез.
За все дни, что я нахожусь в новом теле, с Булавиным мне так толком поговорить и не удалось. Поэтому, я немного заробел. А ну, как решит воспитанием заняться. Что тогда? Хотя, чего раньше времени на себя тоску нагонять, посмотрим, что оно дальше будет.
Отец вошел в приказную избу, а я за ним следом. Прошли внутрь и оказались в просторной комнате. Окна раскрыты, светло. Немного пыльно, но целом вполне рабочая обстановка. Пара столов, табуреты, пара лавок, в углу печь, вот и все присутственное место. Никифор здесь раньше не бывал, поэтому все вокруг для меня в новинку, и я в нерешительности остановился в центре комнаты.
Булавин сел на табурет у стола, облокотился на него и чуть кивнул на лавку рядом с собой.
- Садись.
Я сел и мысли в голове помчались одна за другой. В чем дело? О чем отец со мной поговорить хочет? Может быть, почуял что-то, волчара степной? Нет, не должен. Глубокий вдох и спокойствие, ты всего лишь тринадцатилетний паренек, так что излишней суеты не надо. Жди первого шага от родственника и тяни паузу.
Молчание. Кондрат разглядывает меня и улыбается, наверное, вспомнил что-то хорошее. Наконец, он начинает говорить и спрашивает:
- Ты, почему не сказал, что чуть на реке не утонул?
- Когда? - попробовал я включить дурака.
- Десять дней назад.
- Ну, было дело, в сети старой запутался. А рассказывать об этом, так и причины нет, все уладилось, жив и здоров, и на реку просто так теперь не бегаю.
- Что-то ты не договариваешь, Никиша, и с того дня сильно изменился. Раньше, все больше с ровесниками по улицам гонял, а теперь гляжу, с оружием возишься, рассказы сторожей караульных, по вечерам слушаешь, а помимо этого, еще и 'Часослов' треплешь. Неспроста это. Если головой ударился или болеешь, так лекаря искать станем. Говори без утайки, что на душе творится, а то, отведаешь плетки отцовской.
Это да, Кондрат такой человек, что может и выпороть, а про то, что резкая смена моего поведения может привлечь его внимание, я как-то и не подумал. А атаман-то хорош, за всем пригляд у него, вроде бы и мелочи, а он знает. В реке тонул, доложили, а были только мальчишки. Оружие брал, когда его не было, а он заметил. К кострам ночных караульщиков на воротах городка пару раз подходил, и тут кто-то доложил. Надо ответить на его вопрос, и ответить не просто так, на отстань, а всерьез, чтобы дальнейшие мои странности его не смущали. Поначалу была у меня задумка, толкнуть сказку про видения от Святой Богородицы, но, опираясь на воспоминания Никифора, я понял, что это не пройдет. Официально казаки православные, а на деле, каждый верит, во что пожелает. И отец мой, он вроде как старовер, на людях двумя перстами крестится, но религиозным человеком его назвать нельзя. В общем, время шло, надо было отвечать, и я решил, что, как пойдет разговор, так его и продолжить.
