Берест вспомнил: Сьянов любил стихи Есенина.
Солдаты зааплодировали, а Сьянов, увидев замполита, смутился:
– Как говорят, хлебом не корми, а дай стихи почитать: душу трогают. Я со стихами и коллективизацию проводил. Райкомовским уполномоченным был. Приеду в село, сделаю доклад, а после обычно заковыристые вопросы задают. Наговоришься вволю и давай стихи читать. Бывало, фитиль в лампе истлевал – не замечали.
Что ж, все это – продолжение того разговора, который начал Гусев: надо изгонять казенщину. Человеческое сердце не терпит ее. Берест одобрительно пожал руку парторгу.
– Вот мечтаем, какая жизнь после победы будет, – добавил тот.
– И о Знамени Победы толкуем, товарищ лейтенант, – пояснил чернявый сержант.
– Ну что ж, самое время.
– Так вот я и говорю, – приободрился сержант, – что в Москве, наверное, уже специальное полотнище приготовили. Ведь водружаться оно будет на самом высоком здании Берлина… Небоскребов, случайно, там нет? – обращаясь ко всем, озабоченно спросил он.
Но никто ответить ему не мог.
– А может, его лучше на воздушном шаре поднять? Ведь сказано: над Берлином, – неуверенно предложил кто-то.
– Ну нет, – возразил начавший разговор. – Шар – он что, дунет ветер – и улетит. На здании надо! Знамя должно быть огромное, метров этак в десять.
– Ну, пошел молоть! Да кто же такое знамя потащит – целый взвод, что ли?
– Очень даже просто. Навернул его вокруг себя, а как на крышу забрался, раскрутился волчком – и закрепляй полотнище…
Смех заглушил последние слова солдата.
Молоденький боец мечтательно заговорил в защиту увлекшегося солдата:
– А что, ребята, может, и впрямь готовится такое знамя! Большое, шелковое, чтоб горело ярким пламенем.
Пожилой солдат, откашлявшись, заметно растягивая слова, высказал предположение:
– А может и так статься – самое простое окажется знамя-то. Как его, шелковое-то, приладишь, какой армии, дивизии или полку вручишь? Разве заранее узнаешь, кто первый в Берлин войдет?
– Все ж интересно, намечается ли какое здание? Не скажете, товарищ лейтенант?
Вначале замполиту рассуждения солдат показались наивными, но, вслушиваясь, уловил он в них одну хорошую черту – взятие германской столицы представлялось им задачей не только реальной, но и совсем близкой.
Значит, вовремя собрание о Знамени Победы задумали провести.
3
О Знамени Победы говорили не только в батальоне Неустроева, а во всех частях дивизии.
Политотдел помогал политработникам подразделений.
Агитатор политотдела капитан Исаак Устинович Матвеев любил бывать в 674-м стрелковом полку. Здесь у него много друзей, и прежде всего замполит полка майор Субботин. Обаятельный человек, в прошлом профработник, он хорошо владеет собой в любой обстановке. В опасный момент появляется на угрожающем участке и его твердое слово, а больше всего личное хладнокровие оказывают удивительно отрезвляющее воздействие на бойцов и командиров. С ним интересно обменяться взглядами по волнующим вопросам.
Субботин встретил капитана радостным возгласом:
– Вот кстати, Исаак Устинович! Я как раз собрался в батальон Давыдова. Проведем политинформацию.
Посмотрел на фуражку агитатора политотдела с красным околышем и улыбнулся. Возит ее капитан в походном чемоданчике и надевает только во время отдыха соединения или в дни подготовки особо важного наступления. Строго говоря, это – нарушение полевой формы. Но командование дивизии, видно, сделало для него исключение. Возможно, потому, что своим видом он создает этакое приподнятое, праздничное настроение.
Не успели отойти, как из штабной землянки вышли комбаты – маленький, худенький Неустроев и статный, розовощекий Давыдов. С виду совсем разные люди, а дружба у них большая, настоящая фронтовая, скрепленная кровью. Их часто можно видеть вместе.
Комбаты приветливо поздоровались с агитатором.
– Вы не к нам? – спросил Неустроев.
– У вас вчера ведь был. А сегодня хочу к бойцам Василия Иннокентьевича попасть.
– Очень хорошо. Идемте! – пригласил Давыдов.
Подтянутый, с белоснежным подворотничком, в начищенных до блеска сапогах, Давыдов
