прав, смирение у него — истинное и прекрасное. Чуть–чуть заикается, словно язык не поспевает за чувством.
Иаков немного старше брата, привык его защищать. Зеведей, их отец, — выше по положению, чем Иона, отец Андрея и Симона; у него есть слуги, есть и знакомства в доме первосвященника.
Симон порывист, но в другом роде, чем Иоанн. Уверен в себе, довольно боек. Вообще?то он чуток и неглуп, но смирению будет учиться долго. Ему лет 28.
Андрей довольно осторожен, склонен к скепсису (может быть, потому, что долго жил вместе с братом). Весь он в словах:'У нас пять хлебов и пять рыбок — но что это для такой толпы?'Царство он мыслит скорее в политических терминах, чувствам не очень доверяет. Очень добр, покладист, воображения нет совершенно.
Иуда намного умнее других учеников и смел той смелостью, которая свойственна разуму, наделенному воображением. В отличие от прочих, понимает страшный парадокс, гласящий, что человеческое добро, обретя власть, немедленно портится. Пока что он еще не совсем это понял, но позже — поймёт вполне и, единственный из учеников, увидит, что распятие необходимо. Поскольку увидит он это умом, но никак не сердцем, падёт он гораздо ниже, чем могли бы пасть они. Именно он способней их всех к добру — а значит, и к злу. Он решил, когда придёт Иисус, взять все в свои руки и переходит от Иоанна к Иисусу, потому что думает: это время пришло. Ему — за 30; голос у него приятный, но какой?то холодный.
Сцена I
Иордан.
Е в а н г е л и с т. Когда Иисусу было лет тридцать, Ирод Антипа был четвертовластником в Галилее, а в Иудее, в пустыне, Иоанн Креститель проповедовал покаяние.
Г о л о с И о а н н а К р е с т и т е л я (вдалеке, всё тише). Покайтесь, приблизилось Царство… Оно при дверях… Покайтесь… Покайтесь… Покайтесь…
Волы тянут повозку.
К р е с т ь я н и н. Но, но!
Свист бича.
О т е ц. Эй, друг!
К р е с т ь я н и н. Здравствуй.
О т е ц. Здравствуй. Не подвезешь нас через брод?
К р е с т ь я н и н. Чего там, садитесь.
Повозка скрипит, останавливаясь.
М а т ь. Спасибо тебе. Ну, дети…
О т е ц. Вот сюда.
М а т ь. Осторожно, Мириам! О колесо не ударься.
К р е с т ь я н и н. Да стойте вы!
И с а а к. Мы идём смотреть пророка, который всех купает. Мама говорит, у него…
К р е с т ь я н и н. Ну, сели?
О т е ц. Сели.
К р е с т ь я н и н. Но–о-о!
О т е ц. Хорошие волы у тебя.
И с а а к (ликуя, нараспев). Мы идем смотреть пророка! Мы идем смотреть пророка! Мы идем…
М а т ь. Не шуми, миленький!
К р е с т ь я н и н. Какого пророка, сынок?
О т е ц. Иоанна, вот какого. Проповедует за рекой.
К р е с т ь я н и н. А! (Со значением). Ясно.
О т е ц. Что тебе ясно, друг?
Мириам (быстро). Он ходит в рубашке из верблюда, а ест саранчу и мед, да, мама?
К р е с т ь я н и н. Саранчу, если поджарить, она совсем ничего.
М и р и а м. И всех купает. Окунет — грехов и нету.
К р е с т ь я н и н. Ха!
И с а а к. Грехи уплывают по воде, как… ну, как… головастики. Черные такие…
М и р и а м. Что ты! Их не видно.
И с а а к. Видно.
М и р и а м. Невидно.
И с а а к. Видно.
М и р и а м. Нет!
О т е ц. Тише, дети!
И с а а к. Мама, правда, видно?
М а т ь. Нет, миленький. Ты прав, они черные, маленькие, но это — мысли у нас в сердце.
М и р и а м. А что я говорила, а что я говорила, а что…
М а т ь. Тише, душенька, не дразнись.
К р е с т ь я н и н. Но—о! (Свист кнута, плеск воды).
М и р и а м. Мы переходим через Иордан, как Иисус Навин в ковчеге.
И с а а к. Иордан–Иордан, дан–н-н, дан–н-н, Иордан…
М а т ь. Сиди тихо, миленький.
К р е с т ь я н и н. Пророк, значит… Да–а…
О т е ц. А чем он тебе плох?
К р е с т ь я н и н. Не люблю я эти разговоры. Живи по–человечески, и Бог тебя не оставит. Мне что надо? Платят — и спасибо.
О т е ц. Вообще?то верно. Но идут к нему, идут. Вроде бы говорит, что придет Мессия, освободит нас, устроит тут Царство. Всем будут хорошо платить, римляне не будут драть налогов…
К р е с т ь я н и н. Это, как ее, политика. Послушай меня, не ходи. Всякие пророки или там мессии добром не
кончают. Но–О-о! (Свист кнута).
М и р и а м. Ой, смотрите, народу сколько!
Повозка выезжает на берег и останавливается. Гул толпы.
О т е ц. Ну, приехали.
М а т ь. Осторожно, детки!
К р е с т ь я н и н. Я ее сниму.
М а т ь. А ты прыгай, Исаак. Ты же большой! Молодец!
О т е ц. Спасибо тебе, друг.
К р е с т ь я н и н. Чего там… Но–О-о! (Повозка отъезжает). Дай вам Бог! А эта, политика — ну ее совсем!
М а т ь. Какая жара!.. Не отходите от меня, дети!
О т е ц. Вот, тенек под деревом. Простите, мы вам не помешаем?
Х а н н а. Что вы, нет!
М а т ь. А мы отсюда все увидим?
Х а н н а. Конечно. На дороге — большая толпа, но они все спустятся к воде. Вы перебрались через реку?
О т е ц. Да. Жена вот моя очень хочет посмотреть пророка. Вы его слышали?
Х а н н а. Нет еще. Но я его в детстве знала.
М а т ь. Правда?
Х а н н а. Конечно. Они рядом с нами жили, в горах. С ним было странное происшествие.
М а т ь. Ой, расскажите!
Дети. Про–и-ше–стви–е!
Х а н н а. Захария, его отец, был священник. Хороший такой, набожный, немолодой уже. Жена — ему под стать, тоже немолодая. Было это при старом Ироде, тридцать лет назад.
