рассчитываете на меня, как на серьезного актера.
— Видишь ли, не надо недооценивать легкий жанр. Развлекательные кинофильмы — одно из основных направлений студии. Оно определяется не только интересами кассы. Если хочешь — это правительственное задание: поддержка оптимизма в нации. Возьмем годы депрессии. Страна была в упадке. Разве мы устроили панихиду? Мы крепились, держались на гроши, но выстояли! Пока Америка переживала депрессию и безработицу, экран пел, плясал и рассказывал о счастье!
— Люди видели то, что помогало им выжить.
— Именно! — Майер поднял короткий палец, сверкнув перстнем. — Я не встречал человека, который говорил бы, что в эпоху перемен, бедствий, государственных потрясений искусство должно надеть траур: талдычить о том, что у страны нет будущего, что все предприниматели бандиты, что деньги зарабатываются только неправедным образом, что все государственные институты продажны, а люди не способны что-то создать — умеют только заимствовать, красть, перекупать.
— Людям нужен праздник, — согласился Фрэнк.
— Сейчас идет мировая война. Америка воюет на нескольких фронтах. Да, наши города не бомбят и американцы не страдают от голода. Но подумай о тысячах ребят, погибающих под пулями!
— Господин Майер, я постоянно об этом думаю. — Фрэнк картинно прижал руку к сердцу — театральный жест, возможно, даже ироничный. Но какая была проникновенность в голосе: — Поэтому записался во фронтовую бригаду, работающую на Итальянском фронте. Это мой долг, это веление сердца и горячее желание моей семьи.
— «Эм-Джи-Эм» и я лично всеми силами поддержим тебя, сынок! — пожимая Фрэнку руку, Луис едва не прослезился.
Фрэнк действительно отправился с фронтовыми бригадами на Итальянский фронт. Не то чтобы он очень уж воспылал патриотизмом, просто осознал — без этого имидж великого артиста удержать будет трудно. А там, среди войны и беды, понюхав пороху, глядя на раненых ребят, для которых он пел, Фрэнк внезапно для себя понял: да он бы хоть сейчас под пули, вот как они! Но Синатра нужен живым, его берегли, а он вдохновлял.
Вскоре Мистер Голос, поднимавший боевой дух американской армии на Итальянском фронте, был удостоен высочайшей чести — приглашен в Ватикан на аудиенцию к Папе Римскому.
«Мы в шалаше с тобой совьем гнездо любви…»
К 1943 году гонорары Синатры выросли до пятидесяти тысяч долларов за концерт, он получил титул лучшего певца года, продолжая стремительно увеличивать армию своих поклонниц. Складывалось впечатление, будто девицам Штатов больше нечем заняться: зимой они собирают снег из-под его ботинок, в теплое время оставляют на стенах дома следы губной помады; в ресторанах они подбирают пепел с его сигарет, в парикмахерских — остатки срезанных волос. Позже по всей Америке будет создано две тысячи фан-клубов певца, а на его почтовый адрес еженедельно станут приходить пять тысяч писем.
Уровень жизни тоже вырос. Прежний домик был оставлен, Синатра приобрел виллу на побережье в Лонг-Айленде — подальше от голливудской суеты, сплетен и скандалов. О таком можно было только мечтать: два бассейна, открытый кинотеатр в окружении кипарисов, балкончики, террасы, садовники, горничные. Статус суперзвезды обязывал иметь «роллс-ройс» с шофером, устраивать регулярные приемы, дружеские вечеринки и непременно присутствовать на важных мероприятиях — премьерах, юбилеях, открытии фестивалей, презентациях фильмов…
— Ты довольна, Нэнси? — Из клиники Фрэнк привез жену в новый дом. Привез не одну — с сыном, названным в его честь Фрэнком. — Нэнси и Фрэнки, наши малыши, будут всегда неразлучны, как и эти имена.
Нэнси отвернулась, укладывая младенца в голубую колыбельку:
— По крайней мере, наша малышка избежит несчастной доли брошенной жены. Брата не приревнуешь.
— Не говори глупости! Как ты можешь ревновать меня к этим девчонкам? Флирты со старлетками — такой же атрибут голливудской звезды, как авто с шофером. А я звезда, милая, все, как ты хотела. — Он распахнул двойную дверь веранды. — В маленьком бассейне всегда подогрета вода. Ты можешь бултыхаться там с детьми, сколько захочешь. Первая моя мысль и главное стремление — заботиться о вас.
— Я хочу, чтобы ты хоть иногда бывал дома, — робко завела Нэнси привычную «песню».
— Неужели не понятно: или домашний муж, служащий в конторе, или артист, вырвавшийся на звездную орбиту? Чего ты в конце концов хочешь? — Фрэнк не выносил подобных сцен. Мгновенно вскипал, и Нэнси отступала, стараясь избежать бурной стычки.
Действовавшее в годы Второй мировой войны табу на аудиозаписи несколько затормозило певческую карьеру Синатры, но в ноябре 1944 года запрет был снят, и, уже переманенный студией МGМ, певец с удовольствием окунулся в работу. 28 сентября 1944 года Мистер Голос был приглашен на чашку чая к президенту Рузвельту. Встреча президента с деятелями Америки не могла обойтись без Синатры. И конечно же они подружились.
Песни Синатры по-прежнему радовали слух и пользовались неизменной популярностью. Только на протяжении 1945 года восемь новых синглов вошли в десятку лучших песен Америки. Это были сочинения разных авторов, в том числе и темы из мюзиклов: If I Loved You, Yоu'll Never Alone, Dream, Saturday Night (Is the Loneliest Night of the Week).
В 1945 году он, как исполнитель, получил специального «Оскара» вместе с создателями антирасистской короткометражки The House I Live In («Дом, в котором я живу»). В 1946 году заключил контракт со студией «Эй-Джи-Эм», и его диски начали расходиться десятимиллионными тиражами. Фрэнка стали приглашать на слеты и съезды международной мафии, а Бен Зигель — ее едва ли не самый выдающийся представитель — был в числе приятелей певца.
К 1947 году Фрэнк Синатра добился на звездном поприще всего, чего только мог пожелать. Он поет и снимается в кино, ведет телешоу и радиопрограммы. Почти подряд выходят два успешных альбома: Songs by Sinatra (1947) и Christmas Songs by Sinatra (1948). В 1949 году он регулярно штурмует верхушки песенных хит-парадов, а его хит номер один Mam'selle и еще несколько песен становятся финалистами по итогам года.
«И радость в доме — это мой путь»
И снова в доме малыш! Дочка Кристина лежала у груди Нэнси и почмокивала — сплошное умиление. Фрэнку только тридцать три, а все, что он хотел, уже тут! Он отошел к большому, до самого пола, окну, за которым искрился под солнцем океан, присел и навел фотоаппарат. В кресле Нэнси с неприбранными со сна волосами — лицо Мадонны, милые, светящиеся любовью глаза.
— Фрэнки, Нэнси — быстрее к маме! Вот так, стойте рядом. Фрэнки, вынь руку из штанов! — Отец семейства поймал кадр. — Смотрите все сюда — сейчас вылетит птичка!
Раздался щелчок.
— Ага, видели: никакой птички! Я же знаю, это малышню так обманывают, чтобы смотрели в самый объектив, — объяснила Нэнси-младшая. Детей разделяла четырехлетняя разница: Нэнси исполнилось восемь, Фрэнку — четыре, а Кристине — всего-то два месяца.
— Милая, я так счастлив! — Фрэнк нагнулся, обнял жену вместе с прильнувшей к ее груди малыш — кой. — Вероятно, я самый счастливый человек на свете!
— Я даже боюсь, — подняла на него темные глаза Нэнси. — Как будто все это сон. Проснусь — и мы снова в Хобокене, и я вяжу тебе галстук. А знаешь, совсем неплохо было тогда. — Она вздохнула.
