носил коротко подстриженные усы, а другой отпустил черные узенькие бакенбарды, удлинявшие его лицо. Оба оказались отставными матросами.
— Вот, имеют желание идти с нами промышлять китов, — сказал Ходов.
— Так точно! — подтвердили матросы.
— Боцман себе команду подбирает, — пошутил Алексей.
— Будет команда — будет боцман, — насупился Ходов. — Люди-то в здешних местах плавали.
— Как звать? — обратился Лигов к матросу с усиками. У него было широкое рябое лицо, глаза с хитринкой.
— Петр Игнатьевич Суслин, — отчеканил матрос. Второй назвался Павлом Ивановичем Прохоровым. Алексей засмеялся:
— Вот у нас и свой Петропавловск. Возьмем их, Олег?
— Зачисляй в свою команду, — сказал Лигов боцману. — А завтра примешь корабль под одним парусом.
— Есть принять! — обрадовался Ходов.
Его лицо в оспинах расплылось в улыбке. Соскучился боцман по настоящему делу.
В этот вечер он вернулся поздно, в сопровождении матросов. Он нетвердо стоял на ногах, и матросы бережно поддерживали его. Заметив строгий взгляд Лигова, боцман проговорил:
— Все в порядке, капитан!
Лигов и Алексей при свете свечи писали в далекий Петербург.
«Письмо Геннадия Ивановича решило нашу участь, — докладывал Алексей отцу. — Господин Козакевич живейшее участие в нашем деле принял. Через неделю-другую уходим в море. Побережье разведаем, выберем место для селения и по рекомендации контр-адмирала китовый ус собирать начнем. Если это предприятие успехом увенчается, будем иметь деньги и заведем вельботы, а то и корабль…»
Лигов писал:
«Вечная моя любовь! Закончен наш далекий путь. Мы у Тихого океана. День и ночь твой образ со мной. Твоя любовь дает мне силы и уверенность. Она такая же вечная и сильная, как океан, в котором мы будем плавать. Верю в успех нашего предприятия. Знаю, что пока есть твоя любовь, счастье будет сопутствовать нам в наших трудных делах…» Стук в дверь отвлек его от письма. В комнату вошел плотник.
— Вечер добрый, — прогудел он. — Можно со словом? — Проходите, — пригласил Лигов, вопросительно глядя на плотника. При неверном свете свечи он выглядел еще огромнее, чернее, а глаза ярко блестели. На Антоне Прокопьевиче был овчинный полушубок. В руках он держал такую же шапку. На ногах поскрипывали новые сапоги. Расчесанная борода лежала на широкой груди. Плотник опустился на заскрипевшую под ним скамью. — Давеча Петр Васильевич сказал, что китов промышлять будете. Надумал я с вами идти. — Антон Прокопьевич поочередно посмотрел на китобоев. — В деле пригожусь.
Говорил он спокойно, взвешивая каждое слово. От него веяло большой силой и уверенностью. Предложение плотника обрадовало моряков. Мастер был для них очень нужен. — Соскучился по простору, — продолжал Антон Прокопьевич. — Да и море по душе мне.
Вслушиваясь в слова плотника, Лигов подумал о том, что перед ним необыкновенный мастер, незаурядный человек, какими богата русская земля. За его спокойствием угадывалась большая внутренняя сила. Ему захотелось побольше узнать об этом человеке, и он спросил:
— Откуда родом, Антон Прокопьевич?
Спросил — и понял, что допустил ошибку. Глаза плотника недобро сверкнули, и весь он как-то подобрался, а сильные большие руки сжали шапку. Глуховато, нехотя плотник ответил:
— Далеко моя сторонка. Сюда из Иркутска пришел. Так берете?
— Конечно, — стараясь загладить свою неловкость, сказал Лигов. — Только вот как контр-адмирал?
— Петр Васильевич, — плотник назвал контр-адмирала как старого знакомого, — уже дали свое благословение. Ваше слово.
— Тогда, конечно, ты наш, Прокопьевич! — воскликнул Алексей и, подойдя к плотнику, взял его за руку. — Как баркас, годен для моря?
— О баркасе тревожиться не след вам, господа, — сказал Антон Прокопьевич. — Через неделю на Амуре пробу сделаем. Потрафлю я вам.
Он с достоинством поклонился и вышел.
Дайльтон обосновал свою контору в Сан-Франциско. Но надолго ли — он не знал. А пока здесь был центр китобойного дела на Востоке. В новом, недавно отстроенном пятиэтажном здании на Маркет-стрит Дайльтон занимал весь второй этаж. По фронтону здания тянулась вязь позолоченных метровых букв: «Китобойная компания Дайльтон и К°». Правда, никакой компании не было и Дайльтон не собирался с кем-либо делиться доходами или кому-нибудь разрешать совать нос в его дела, но так звучало солиднее, да к тому же жена вскоре собиралась подарить ему ребенка. И если это будет сын, то, значит, приписка на вывеске сделана своевременно.
И сейчас, сидя в своем кабинете, Дайльтон усмехнулся, вспомнив Фердинандо Пуэйля и Питкёрна Смита. Болваны! Хотели с ним бороться. А этот рыжий Смит даже пытался грозить. У того и другого было в общей сложности девятнадцать вполне приличных судов, которые охотились в Чукотском море и начали последние годы ходить к Шантарским островам. Дайльтон предложил китопромышленникам заключить договор, по которому они только ему продавали бы весь добытый жир и ус.
— На нас хочешь нажить капитал! — вскипел Фердинандо Пуэйль. Этот испанский проходимец никогда не отличался вежливостью и хладнокровием. — Нет уж. Свой товар мы сами будем продавать кому захотим. И по какой хотим цене!
— Дело твое, — предупредил Дайльтон, смотря в окно, из которого хорошо была видна гавань. — Я только хотел тебя предупредить, что в Тихом океане и особенно на Севере я решил навести порядок. Меня не устраивает, чтобы здесь били китов все кому вздумается и торговали по своему усмотрению, сбивая друг другу цены.
Пуэйль был взбешен. Ведь всего каких-нибудь десять лет назад Дайльтон имел одну шхуну, а теперь диктует всем законы. От злобы он не мог спокойно говорить. Его верхняя губа с узенькой полоской усиков подергивалась, открывая желтые зубы.
— Ты, ты… слишком возомнил о себе!..
— Стараюсь тебе подражать, — усмехнулся Дайльтон и спокойно предложил: — Поразмысли о своих судах. Самое лучшее для тебя — продать их мне.
Пуэйль вскочил и вылетел из кабинета, хлопнув дверью. Дайльтон злобно посмотрел ему вслед. «Берегись теперь, Пуэйль!»
Вторым был приглашен Смит. Он спокойно выслушал предложение Дайльтона и сказал:
— Я согласен работать с тобой. Доходы пополам. Дайльтон усмехнулся. У Смита башка варит, но дело в том, что он, Дайльтон, ни с кем не собирается делить прибыли. Смит выслушал отказ и предупредил:
— Со мной шутки плохи. Я знаю, как ты нажил доллары. Оружие и южанам и северянам поставлял. К тому же лондонская полиция не забыла о неком Пите Дингане, а американской неизвестно, как ты стал подданным наших Штатов. Выбирай одно из двух: или по рукам со мной, или окажешься за решеткой.
Лицо Дайльтона стало багровым. Глаза налились кровью, но президент компании вежливо распрощался со Смитом. Едва тот закрыл за собой дверь кабинета, как из другой двери на звонок вышел Стардсон. Дайльтон спросил:
— Слышал?
Капитан кивнул. Дайльтон поднял указательный палец и, согнув, его, прищелкнул языком. Джон понимающе подмигнул. Наутро Смита нашли в порту с проломленным черепом. Это произошло осенью, а сейчас все корабли того и другого — у Дайльтона. Пришлось сыграть на понижении цен на жир и ус. Пуэйль разорился. Для покрытия расходов он продал корабли на сторону, не зная, что покупатель был подставным лицом Дайльтона. Правда, Дайльтону пришлось потерять изрядную сумму, но игра стоила свеч, и Дайльтон был доволен. Его замысел осуществился.
…Президент компании посмотрел на маленькие бронзовые часы, стоявшие на широком письменном
