БОЖИЙ ОДУВАНЧИК
ПРОЛОГ
Это было как наваждение.
Никогда еще ему не хотелось так решительно распахнуть створку окна и очутиться наедине с мерцающей случайными сигаретами редких прохожих и тусклыми фонарями переулков ночной тьмой.
И хотя на больших настенных часах было всего половина одиннадцатого, ему казалось, что уже глубокая ночь, что звезды как-то особенно заострились белыми, голубыми и желтыми кинжалами… Ему всегда было приятно смотреть в ночное небо, но вот сегодня все удовольствие померкло перед лицом какого-то вялого, тоскливо и безвылазно леденящего жилы нежелания жить.
Словно звучал заупокойный церковный орган и кто-то властно опускал занавес.
Он перевел взгляд направо, туда, где в нескольких десятках метров от его дома темнела громада Исаакиевского собора, и глубоко, судорожно вздохнул. Да, так надо.
Почему-то вспомнилось лицо преподавательницы, принимавшей сегодня у него зачет по оставшемуся на осень предмету… Сухое, строгое во время сдачи и спокойное, доброжелательно улыбающееся — после того, как он наконец сдал этот трудный зачет.
Сегодня она наотрез отказалась брать у него деньги за зачет, хотя три года подряд не гнушалась ими, проставляя в зачетной книжке свою подпись о сдаче.
Вероятно, он уже слишком обнаглел, и эта милая почтенная дама решила его проучить.
…Господи, почему же все так безвылазно и безболезненно? Ведь все должно кричать, лопаться и протестовать во всем его существе, которому кто-то сверху продиктовал: умри.
Антон перекинул ноги через подоконник и увидел, как два осколка щебенки, сорвавшись, летят вдоль крупнопанельной стены, раз или два чиркнув по ней, как чиркает по спокойной речной воде плоский камушек, брошенный беззаботным мальчишкой.
Тук. Тук.
И вдруг Антон понял и беспощадно осознал, что не может ничем отличаться от тех — сорвавшихся — маленьких щебеночных камней. Нет, он не сможет уйти от неизбежного.
Тьма звала.
В голове с ужасающей ясностью и так нелепо применительно к данному моменту прозвучала знакомая с детства пафосная мелодия: «Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут…»
Он поднял свое тело на руках и, как в воду, бросил его в короткий провал ночи, на дне которого, обогретый холодным светом луны, пузырился уродливый, изъеденный выбоинами асфальт…
Глава 1
ПЕТЕРБУРГСКИЙ РОДСТВЕННИК
Летом 2000 года Илья Свиридов разорился.
Его фирма — крупное модельное агентство — вылетело в трубу.
Компаньон Ильи, Сергей Климов, оказался не самым надежным партнером, к тому же редкостным интриганом. Он затеял крупную игру против серьезных московских бизнесменов и незамедлительно был убит.
После его смерти Илья тянул агентство два месяца. Дела шли все хуже и хуже. Отток лучших моделей все усиливался, и вскоре Свиридов был вынужден признать, что прогорел окончательно.
Он продал свою шикарную московскую квартиру, свой только недавно купленный «Мерседес-500» и приобретенный еще раньше «Шевроле-Блейзер», но и это ему не помогло.
Впрочем, нет худа без добра: в последнее время удачи слишком утвердили Илью в своей уникальности, талантливости, удачливости и неотразимости, и начался подмеченный еще товарищем Сталиным процесс: головокружение от успехов. И это самое головокружение повлекло за собой злоупотребление жизненными удовольствиями. Известно какими: женщины, элитные ночные клубы.
Наркотики.
И, возможно, к лучшему, что Илья так быстро потерял кредитоспособность и соответственно возможность покупать дорогущий кокаин и даже «крэк», к которым он в последнее время стал питать недвусмысленную симпатию.
Его старшего брата Владимира не было в России — из-за определенных проблем с правоохранительными органами он вынужден был жить, как сейчас принято выражаться, в дальнем зарубежье, — и не мог повлиять на родственничка.
…Нелегко двадцатичетырехлетнему парню, достигшему в жизни определенных высот, потерять их. Нелегко понять, что после покупок шикарных иномарок и шикования в дорогущих клубах, после участия в тусовках бомонда и посыпания смешанной с сахаром кокаиновой «дурью» пьяных элитных проституток ты внезапно не можешь позволить себе не только этого, но и просто обеспечить для себя более-менее сносное существование.
И вот однажды, когда Илья сидел в своей двухкомнатной конурке на окраине столицы, — ничтожной жилплощади, доставшейся ему после размена и продажи двухуровневых апартаментов близко к центру, — и думал, где бы занять денег, прозвучал телефонный звонок.
Илья отбросил в угол недопитую бутылку дешевого пойла, которым он заливал дурное настроение, и потянулся к трубке стоящего на полу аппарата.
— Але… — пробурчал он.
— Добрый вечер. Можно к телефону Илью? — прозвучал мелодичный мужской голос. Услышав его, Илья так и подскочил на диване.
— Володька?!
— А, это ты, Илюха, — сказал Свиридов-старший. — Ну, здорово.
— Откуда звонишь, братуха? Из Парижа?
— Нет, мы с коллегой приехали из Берлина, — цитируя Остапа Бендера, ответил Владимир. — А точнее — я прибыл из Кологрива навестить покойную бабушку.
— Не понял.
— Из Питера я.
— Из Питера? От дяди Толи, что ли?
— Да.
— Что, репатриировали, бродяга? Опять сваливать за бугор не собираешься?
— Ну… можно сказать, что и так. Амнистия.
Только недавно узнал. Вот и решили с Афоней дернуть на историческую родину. Прямо из египетской тюрьмы сбежали.
— Из тюрьмы? За что это вас туда посадили?
— А мы в подлодку забрались со знакомыми матросами. Угнать собрались. Как говорил Жорж Милославский, это действительно новое слово в науке и технике: самолеты угоняли, корабли угоняли, даже трамвай однажды алкаш угнал, когда я еще пешком под стол ходил… Какой-то хлеборезкой вод иле пригрозил и сказал: гони до восемнадцатого барака на какой-то там Малой Замудонской. А туда и рельсов-то нету. В общем, около РОВД и тормознул водила. Сорвали угонщика под белы рученьки прямо с подножки и курц-галопом в гостиничный номер с решетками.
— А вот подлодки в самом деле не угоняли, — проговорил Илья. — Ну ты даешь, Володька! И как же вы из тюряги-то удрали?
— Вывели на прогулку, — уклончиво ответил Свиридов-старший. — Конечного маршрута не сказали. Ну, вот мы и прогулялись — прямо до Северной Пальмиры.
