дальнейший план действий. Главврач вроде бы не знал, где находится сейчас Татьяна, что у нее муж миллионер, а значит, есть смысл посетить частную клинику, где последнее время у психотерапевта наблюдалась Татьяна.
Я завела двигатель, одновременно отыскивая в записной книжке адрес клиники. Заведение называлось реабилитационным центром «Защита». Расположено оно было недалеко от Детского проезда. На карте навигатора, по старым данным, там находилась детско-юношеская спортшкола «Пламя», но времена стремительно менялись. Путь до центра занял пятнадцать минут. По дороге я переоделась в модный топ, юбку-шорты, напялила на себя фальшивые драгоценности, чтоб выглядеть посолиднее. Глаза скрыла под солнцезащитными очками вполлица, на голову приладила светлый парик с длинными волосами — все на случай, если возникнут какие-то неприятности. Пятиэтажное здание «Защиты» сверкало новым фасадом после евроремонта — современные светоотражающие стекла голубого цвета, крыльцо, отделанное гранитом, и пара вращающихся дверей. Оказавшись в вестибюле, заполненном людьми, я посмотрела на поэтажный план, висевший на стене. Первый этаж — группы всяких анонимных алкоголиков, курильщиков, игроков и тому подобное. На втором — детский центр, коррекция поведения, тренинги. Кабинеты психологической поддержки были на третьем. Там же процедурные, массаж, иглоукалывание. На четвертом — администрация и пара целителей, а пятый занимал приют для женщин. В здании имелись три выхода плюс один на крышу. Когда я направилась к лестнице, меня задержал охранник с металлоискателем:
— Вы записаны?
— А то, — возмущенно ответила я.
— Покажите талон, — нахмурился охранник.
— Что у вас тут вообще за нацистские методы работы, — возмутилась я еще больше, напирая на него грудью. — Я буду жаловаться! Мой муж большой человек.
— Мне все равно, это моя работа, там у нас приют для женщин, пострадавших от домашнего насилия, поэтому мы не пускаем всех без разбора. Есть список фамилий людей, которых пропускать сюда запрещено, — это бывшие мужья, приятели и ревнивые любовницы мужей. При регистрации вашу фамилию сверяют с этим списком, — стоял на своем охранник. — Покажите талон или запишитесь на прием. Регистратура там.
Я проследила за направлением его пальца. Потом посмотрела на купольную камеру видеонаблюдения, смотревшую на нас с потолка, из ряда фонарей подсветки. Расчет всех вариантов показал, что проще действительно записаться, чем прорываться через охранника. Вздохнув, я прошла к регистратуре, по памяти назвала медсестре имя психотерапевта, с которым хотела бы повидаться.
— К Кускову нет талонов, запишитесь к другому, — предложила мне девушка, сверяясь с записями в журнале регистрации.
Я молча протянула ей пятисотрублевую купюру. Медсестра подняла на меня удивленные глаза, схватилась было за деньги, но затем, опомнившись, остановилась и пробормотала:
— Подождите, я же все равно не смогу вас к нему записать. Все расписано уже по часам. Он не станет вас принимать, даже если я выпишу вам дополнительный талон.
— Это уж моя забота, — спокойно ответила я, — не станет так не станет. Деньги по-любому твои.
— Ну, как скажете, — пожала плечами медсестра, быстро выписала мне дополнительный талон и просунула в окошечко вместе с карточкой, заведенной по моим фальшивым водительским правам. Я поблагодарила ее. С талоном подошла к охраннику.
— Теперь проходите, — кивнул он.
Я ожидала проверки металлоискателем, однако он про свой приборчик и не вспомнил. Его больше интересовала моя грудь, соблазнительно обтянутая топом.
В приемной Кускова сидела парочка, мать и дочь. Я плюхнулась рядом с ними на кожаный диван, взяла со столика толстый глянцевый журнал, а в следующую секунду дверь кабинета психотерапевта распахнулась. Тишину нарушили голоса. Кусков — добродушный толстяк с седой бородкой, веселыми глазами, просто источал жизнерадостность и оптимизм. Энергично похлопывая по плечу мрачного дерганого типа в очках, он мягко приговаривал:
— Вот и ладненько, ваша проблема на пути к решению, ни о чем не переживайте, до свидания.
— А если это повторится? — с ужасом воскликнул нервный очкарик, противясь выдворению из кабинета.
— Нет, не повторится, — уверенно сказал Кусков, оторвал от своего халата пальцы надоедливого клиента и силой выпихнул его в коридор, крикнув вдогонку: — Запишитесь на следующую неделю. Вот тогда и проверим результаты.
Обернувшись к нам, он задумчиво пробормотал:
— Что-то вас как-то сегодня много. Вы все по записи?
Не успели мать с дочкой открыть рты, как я молнией подлетела к доктору.
— Вил Аполлинарьевич, пожалуйста, спасите меня! У меня безвыходная ситуация. Я еле к вам прорвалась.
— Так, спокойнее, что случилось? У меня скоро обеденный перерыв, так что говорите быстро, — холодно оборвал он мои мольбы.
— Я не могу возвращаться домой, я очень боюсь, — всхлипнула я, — любые деньги заплачу, только избавьте от этого! — Глаза психотерапевта скользнули с лица на серьги в виде каскада с рубинами, потом на брошь с крупным рубином. Брови озадаченно подались вверх.
— У нас, между прочим, талон на одиннадцать, — подала голос женщина, поднимаясь с дивана.
— Одну минуту… — начал Кусков, но я ловко взяла его под локоть и, втащив в кабинет, закрыла дверь перед носом женщины.
— Что вы себе позволяете? — недовольно поинтересовался психотерапевт.
Он выдернул из моего захвата локоть, насупился, готовый высказать свое мнение о происходящем. Я поспешила сгладить ситуацию. Пустила слезу, закрыв лицо руками, судорожно задышала, имитируя рыдания.
— Скажите же, наконец, что стряслось?! — раздраженно воскликнул он. — Я должен знать, что случилось. Вот присядьте, сейчас выпьете воды. — Он потянулся за графином.
— Лучше чаю, — всхлипнула я, опустившись в кресло.
— Ладно, чаю. Сейчас. Только не молчите, — кивнул Кусков. Он достал из шкафчика электрический чайник, влил туда воды из графина и включил в розетку.
— Мне стыдно об этом говорить, — мямлила я, сознательно затягивая разговор.
— Я врач, вам нечего меня стыдиться, — ласково произнес психотерапевт, доставая из того же шкафчика чашки. Из коробочки он вынул несколько пакетиков с одноразовым чаем, разложил их в чашки. Поставил на стол сахарницу. Все это было заранее подготовлено для разговора по душам с очередным пациентом.
— Не подумайте, что я сумасшедшая, — попросила я жалобно.
— Вы совсем не похожи на сумасшедшую, говорите, — ободрил он.
— Это так дико, глупо, — пробормотала я, опустив глаза, — извините, но я… боюсь сантехники.
— А? Что вы сказали? Я, кажется, не расслышал, — переспросил доктор, застыв с вскипевшим чайником в руках.
— Боюсь сантехники, — повторила я тихо. — Боюсь принимать душ, мыть руки или пользоваться туалетом.
— Да, очень интересно, — протянул он, — расскажите подробнее, что конкретно в сантехнике вас пугает? Цвет, звуки? Может, вас пугает теснота?
— Нет, я боюсь, что сантехника меня убьет, — соврала я, особо не заморачиваясь.
— В каком смысле убьет? — не понял Кусков. Придвинув ко мне чашку, он уточнил: — Микробы? Вы боитесь болезней, грязи, нечистот?
— Да нет, — произнесла я через силу. — Мне кажется, что эти штуки могут убить меня в самом прямом смысле или изнасиловать. Подозреваю, что унитаз давно хочет меня засосать, а душ удушить.
Мои слова заставили Кускова надолго задуматься. Выдохнув, он признался:
— Такое впервые в моей практике.
