ли теперь удастся узнать это наверняка. Во всяком случае, у женщины появились серьезные причины для беспокойства за свою жизнь. А когда в воскресном номере «Тарасова» она увидела фоторобот чеченского террориста и опознала в нем «делового партнера» Кравчука, беспокойство переросло в страх, в ужас. Вот почему в воскресенье она была «сама не своя», как отметил ее духовник и друг.
Но ни священник, ни несчастная Ирина не подозревали, как близко к ним обоим находилась причина этого страха. Лечи Акмерханов – он же Махмуд, теперь я была в этом абсолютно уверена – побывал на воскресной службе отца Леопольда. Тогда у падре таинственным образом пропали ключи от церкви, ему пришлось даже обратиться к прихожанам с просьбой посмотреть повнимательней у себя под ногами. И кто же «нашел» ключики? Респектабельный представитель российско-германского химического концерна с польской фамилией, которого падре Леопольд никогда прежде не видел.
После первой неожиданной встречи с женой своего партнера Лечи тоже забеспокоился. Он не собирался полагаться на волю Аллаха и ждать – выдаст его Ирина или нет, а стал искать удобного случая, чтобы заставить ее замолчать навсегда. Лечи-Махмуд установил за женщиной слежку и быстро понял, что люди Альберта не спускают с нее глаз: следовательно, убрать ее незаметно для них будет не так-то просто. Единственное место, где Ирина остается как бы вне досягаемости своего бывшего муженька, – тихий подвальчик с витражами на Немецкой, владения римско-католической церкви. Будущая жертва часто бывает здесь только в обществе своего друга-священника. И Лечи решил убить женщину в храме Кающейся Магдалины.
В воскресенье он дерзко явился сюда на разведку и сразу сделал слепки с ключей. А утром в понедельник преступник узнал, что в три часа какое-то время Ирина будет в церквушке совсем одна. Но не из нашей с ней беседы, которая прошла точно без свидетелей. Чуть позже Ирина позвонила Леопольду и попросила предоставить помещение для делового свидания. Святой отец отчетливо помнил, что слышал в трубке уличный шум. Значит, она говорила из автомата, и я нисколько не сомневаюсь, что убийца в тот момент стоял где-то поблизости и слышал разговор.
Итак, картинка сложилась. Я имею в виду картину убийства Ирины Кравчук: здесь мне все было ясно. Но по-прежнему не было никакой ясности относительно того, что замышляют Альберт с Махмудом! Что, где, когда? Попросив Леопольда перезвонить мне еще раз через полчасика – просто так, на всякий случай, – я стала мучительно соображать, что делать дальше.
Я могла лишь предполагать, что «командированный» в Тарасов Лечи-Махмуд как бы совмещает здесь две функции: организатора терактов и посредника в какой-то крутой операции, связанной с оружием. Про первую, я думаю, не положено знать даже Кравчуку. Только тишайшему Славику Парамонову – ах, гаденыш... Да и его, конечно, не посвящают в подробности. Сделает свою грязную работенку «от» и «до» и получит свои бабки. Впрочем, с гораздо большей вероятностью можно предположить другое: получит он бритвой по горлу, но это уж его проблемы...
А вот по времени оба «мероприятия» скорее всего тесно увязаны одно с другим. Во всяком случае, все дела с Альбертом Лечи должен завершить до предполагаемого взрыва. Если, конечно, он не полный кретин. «Послезавтра все будет кончено», – сказал бандит на даче. Это, конечно, о террористическом акте: к тому времени вся подрывная команда наверняка рассчитывает быть далеко от Тарасова. Значит, времени у меня остается совсем мало. Точнее – его уже вовсе нет...
Самое мудрое и простое решение в этой ситуации – немедленно позвонить Кедрову, все ему рассказать и выйти из игры. Строго говоря, это следовало сделать еще несколько часов назад. Но... Где гарантии, что наша доблестная «Альфа» – или что теперь вместо нее – накроет Лечи в его, вернее – в кравчуковском замке? Никаких гарантий! Вот и сегодня, когда я слушала перебранку Ослиного Уха и Али, его там не было. «Откуда мы знаем, где он болтается дни и ночи?» – сказал Кадыр-оглы. Да если б и знали, нипочем не выдали бы своего командира. Так что единственной добычей ФСБ может стать эта парочка гоблинов, а Лечи Акмерханов опять ускользнет.
Что до связей банды Кравчука с неким Махмудом, тут вообще ни единого подтверждающего факта. Кроме одного-единственного телефонного разговора, подслушанного мной. Ирина мертва, Альбертик с Ревазиком легко отвертятся, а остальные ребятки вряд ли вообще что-нибудь знают об этом – уж слишком много напускалось туману вокруг Махмуда.
Когда до повторного звонка моего сообщника-священника осталось несколько минут, в моей голове окончательно сложилось решение. Самое авантюрное и самое сложное, какое только можно было придумать. Вернее – сумасшедшее и даже идиотское, как сказали бы в унисон ответственный работник ФСБ Кедров и капитан милиции Папазян. В общем – я решила сыграть роль «живца», на которого Лечи-Махмуд обязан клюнуть.
Я рассудила, что их планомерную подготовку к завершающей фазе операции можно сорвать только одним способом – взорвав ее изнутри. А для этого нужно заставить рыночную мафию засуетиться и наделать ошибок. Узнав, что в его ряды внедрен агент спецслужб, Кравчук будет вынужден действовать в экстремальной ситуации. И, естественно, в первую очередь попытается предупредить об опасности Махмуда – чтобы спасти выгодную сделку и себя подстраховать. А как Альберт может связаться с чеченцем? Правильно – вступив с ним в прямой контакт. И вот этот самый мимолетный «момент истины» я должна постараться не упустить. Пока еще не знаю, как именно, но ведь не зря же я, черт возьми, частный детектив с лицензией! И мне не впервой идти на смелый риск, на головокружительные экспромты – и побеждать. Вот!
Конечно, я рассчитывала победить и теперь. И увидеть плоды этой победы. Поэтому вовсе не собиралась исполнять свой «смертельный номер» до конца, мне нужна лишь их реакция, не больше. В определенный момент я – через падре Крайновского или по собственному сотовому – с радостью передам все полномочия тем, кому они положены по штату. А дальше... Победителей не судят!
Это решение я приняла сегодня утром, не советуясь ни с кем, кроме своего детективного чутья. И вот пришло время выходить на сцену.
Я отодвинула подальше от себя бухгалтерскую книгу, словно отделываясь от своего двойника – Тани- весовщицы. Гогот Маринки начал раздражать. Пора идти к Ревазу. И я твердым шагом отправилась навстречу своей судьбе...
– ...А вот и я! Мальчики, привет. Можно к вам на огонек?
Сизые клубы дыма и дружный восторженный рев были мне ответом. «Мальчики» тоже соскучились. Трех минут вполне хватило, чтобы заполнить вакуум общения, и я, послав один воздушный поцелуй на всю гоп- компанию, подсела к бригадиру. При виде меня у того, как всегда, потекли слюнки.
– Здравствуй, здравствуй, Танико, дорогая! Совсем забыла друзей, ай-яй-яй!
Реваз отставил огромную глиняную кружку чая с кардамоном, которую всегда можно было увидеть у него в руках сразу после двенадцати дня: бригадир рубщиков был человеком привычек. Вот почему я была уверена, что именно в это время застану его в этом месте и в этой компании.
– Ну что ты, батоно Реваз. Таких друзей забывать было бы глупо с моей стороны!
Он осклабился.
– Правда твоя, Танико. Реваз Кохнадзе может сделать для своих друзей о-очень многое. Очень! – многозначительно произнес он и наклонился ко мне: – А для подружек еще больше. Чаю будешь?
– Нет, Ревазик, чаю не буду, спасибо. Я пришла...
– Как это – не будешь? Ты что, хочешь обидеть грузина, Танико? Ты пришла ко мне в гости и не хочешь разделить со мной пищу? Ай-яй-яй!
– Соглашайся, Танюшка, а то он попросит тебя разделить с ним еще чего-нибудь! – крикнул Санек Юркин, штатный бригадный хохмач.
– Ладно, ладно, выпью твоего фирменного чаю. А то еще правда подумаешь, что я хочу тебя обидеть. Только сначала у меня к тебе просьба, Ревазик.
– Для тебя все, что угодно, Танико. Говори.
– Да в том-то и дело, что я хочу поговорить – по твоему сотовому. В конторе так много народу... А мне очень надо, ну очень!
– Ай-яй-яй! Ты совсем меня за дурака держишь, Танико? По моему телефону звонить другому, да?
– Ну Ревазик, ну миленький! Я недолго. Очень-очень надо, понимаешь? – Я послала жирному борову самую очаровательную из своих улыбок.
Кохнадзе убрал руку с телефоном за спину.
