комплекса или кружат где-то между гостиницей и кинотеатром. Вряд ли Горшенин, намереваясь вести за мной лишь поверхностный контроль, как это было до сих пор, распорядился расставить людей во всех местах, где я предположительно могла появиться.
Взяв сумку, я прошла в туалетную кабинку и надела пояс. Чулков на мне не было, элегантного жакета тоже, поэтому пистолет я спрятала по-нашему, по-простецки — за носок.
Одна веревка у меня уже была, но вторая, специальная, тоже должна была пригодиться, поэтому я прихватила и ее, а также поменяла перчатки. Новые пока положила в карман, чтобы надеть их, когда буду садиться в машину, а старые спустила в унитаз.
Больше я ничего брать не стала. Положив сумку обратно в ячейку камеры хранения, я вернулась к машине. Дверцу в этот раз я вообще не стала запирать, на всякий случай оставила открытой также и форточку. Но «шестерка» пока, к счастью, никого не заинтересовала. На нее вообще никто не обращал внимания. Видимо, сейчас никаких плановых или внеплановых операций в городе не проводилось, патрулей на улицах было не больше, чем обычно.
Дождь наконец прекратился. Но грязи на дорогах не убавилось, и номерной знак за время поездки успел заляпаться до такой степени, что непонятно стало вообще, есть ли на нем цифры.
Паша и Саша терпеливо дожидались меня около гостиницы. Подавив соблазн помахать им ручкой, я зашла внутрь, легкомысленно помахивая пакетом, с каменным лицом приняла от дежурной ключ и поднялась в номер.
Через несколько минут зазвонил телефон. К этому времени я едва успела стянуть с себя сырую одежду и включить воду в душе.
— Добрый вечер, Ниночка, — обеспокоенным голосом приветствовал меня Горшенин. — А я уже начал волноваться. Звоню вам, звоню весь вечер, а вы все где-то пропадаете.
— Подождите-ка, я сейчас, — я забралась на кровать и завернулась в одеяло. — Я по городу гуляла, в кино ходила. А на обратном пути — дернул меня черт отправиться пешком! — промокла до нитки. Боюсь, как бы не простудиться. Сейчас в душ собираюсь, отогреваться.
— Ай-яй-яй, — укоризненно произнес Горшенин. Мысль о его чудовищной двуликости вызвала у меня спазм в горле. — Разве ж можно под дождем гулять? Ну будем надеяться, все обойдется. Мы же все-таки люди военные, к непогоде и прочим лишениям привычные.
— Будем надеяться, — буркнула я. — Только я уже раздеться, пардон, успела. Холодно, между прочим. Так что еще немного поболтаем, и я точно насморк подцеплю.
Горшенин, несколько сбитый с толку моей бесцеремонностью, натянуто рассмеялся.
— Постараюсь вас долго не задерживать. Просто я тут недалеко от вашей гостиницы по делам был. Совсем заработался, поужинать не успел. Вот и подумал: может, вы тоже еще не ужинали?
— Нет еще, — подтвердила я.
— Вот и замечательно! Так составите мне компанию?
— Не-а, не думаю.
— Почему? — озадаченно поинтересовался Горшенин.
— Я же вам сказала — промокла, замерзла. И устала, между прочим. Я тут купила кое-чего перекусить. Сейчас приму душ, включу телевизор и поужинаю. Выходить на улицу сегодня я больше не хочу.
— Но… — начал Горшенин неуверенно.
Я подумала, что вот сейчас он или напомнит, что дождь уже кончился, или попытается напроситься в гости, поэтому решительно заявила:
— И вообще, я очень зла. А это верный признак того, что простудилась. Я всегда злюсь, когда болею. Поэтому собираюсь поужинать, посмотреть какую-нибудь киношку и завалиться спать.
Несколько долгих секунд Горшенин молчал. М-да, надо бы подсластить пилюлю… Кроме того, нехорошо себя так невежливо вести.
— Но все равно спасибо за приглашение, — смилостивилась я. — Может быть, поужинаем завтра? Или пообедаем? Вы в спорткомплексе завтра будете?
— Обязательно, — с облегчением сказал Горшенин. — Я зайду к вам в спортзал. До свидания.
«Ага, заходи, — подумала я, кладя трубку на аппарат. — Из нас троих — меня, тебя и спортзала — в Волгограде к завтрашнему дню, надеюсь, останется только спортзал».
Отделавшись от Игоря Викторовича, я поступила именно так, как обещала: сначала приняла душ, затем включила телевизор и приступила к ужину.
В начале двенадцатого я поднялась с кровати — пружины при этом предательски заскрипели — и приступила к сборам. Через несколько минут, полностью одетая, в ботинках, я зашла в туалет, громко хлопнув дверью, постояла там некоторое время, спустила воду и вышла, но дверь в туалет закрывать не стала. Подумав, открыла воду еще и в душе.
Под оглушительный шум льющейся в бачок воды — надо не забыть пожаловаться на неисправность сантехники! — я открыла входную дверь, с помощью изоляционной ленты заблокировала «язычок» замка, снова притворила дверь, после чего попробовала ее открыть. Замок был заблокирован надежно, но край двери слишком плотно прилегал к нижней части косяка, отчего при открывании и закрывании получался характерный протяжно-скрипучий звук.
Я почесала в затылке. В принципе можно было рискнуть и оставить дверь так, как есть. Но надеяться на то, что Саша и Паша, услышав «дверной» звук, решат, что донесся он откуда-то из коридора, не хотелось. Кто их знает, вдруг эта элементарная мысль не придет им в головы.
Ничего подходящего для устранения скрипучести двери под рукой не было. Не заниматься же в самом деле столярными работами на ночь глядя.
Из любого положения, как известно, можно найти выход. А если подойти к делу творчески, то практически всегда можно найти как минимум еще один выход, причем такой, который не требовал бы особых усилий.
Едва я об этом подумала, как тут же мой взгляд наткнулся на остатки ужина. Я взяла ломтик жирной копченой колбасы и провела им несколько раз по косяку и срезу дверной коробки. После этого попробовала еще раз открыть и закрыть дверь. Теперь скрип был едва слышен. Я повторила процедуру. На этот раз результат меня вполне удовлетворил.
Все необходимое уже лежало у меня в карманах или было надежно закреплено на теле. Остался последний штрих. Распечатав лезвие, я сломала его пополам и вставила обе половинки в специально подготовленные прорези на подошвах ботинок таким образом, что острые края лезвий на несколько миллиметров выступали с внешней боковой стороны подошв.
Когда приготовления были закончены, я закрыла воду в душе, прошла к кровати и с силой надавила так, чтобы пружины издали отчетливый скрип. После чего тихо отошла на середину комнаты, где и вытянулась во весь рост прямо на полу. Теперь можно было немного отдохнуть.
Малыша «лигнозе» я так и оставила на ноге, только теперь закрепила его поверх носка, чтобы металл не травмировал кожу. В элегантный костюм я так и не облачилась — не на званый вечер собралась, зато ворот свитера украшала шелковая косынка, надетая на манер шейных платков. Косынка должна была обеспечить мое инкогнито.
Без пятнадцати три я поднялась, бесшумно приоткрыла дверь и выскользнула в коридор. Дверь, к сожалению, пришлось-таки оставить незапертой. Единственным препятствием для проникновения в комнату служила болтающаяся на дверной ручке табличка с просьбой не беспокоить.
В коридоре не было ни души. Я прошла в комнату отдыха, на ходу надевая перчатки, открыла дверь на лоджию и притянула створки с обратной стороны, позаботившись о том, чтобы они не распахнулась от порыва ветра. Иначе какому-нибудь полуночнику могло прийти в голову закрыть двери на шпингалет.
На веревке, которую я прихватила из сумки с вокзала, имелись тугие узелки, равномерно расположенные по всей длине. При спуске с такой незначительной высоты, как третий этаж современного здания, узелки особой помощи не оказывают, зато очень даже удобны при подъеме.
Гром ясно сказал: постарайся не засветиться. Как минимум это означало следующее — возвращаться мне придется тем же путем, что и уходить. Следовательно, веревку разумнее оставить для подъема, но тогда надо сделать так, чтобы она не бросалась в глаза — вдруг кому-то из постояльцев гостиницы ввиду бессонницы вздумается подышать свежим воздухом на балконе. Поэтому, закрепив веревку, я выбрала
