добиться.
— Операция, проводимая Дроздом, кстати, это его настоящее оперативное имя, уже близилась к завершению, — продолжил Пастор. — Он накопал все, что ему было необходимо, и на наших, и на своих. Готовился выйти из игры на следующий день после того злополучного налета, но не успел, как вы сами понимаете. Играл, сучонок, по-крупному. Рисковал. Здесь, в Тарасове, он действительно чувствовал себя в безопасности. И не только потому, что у него тут краля имелась под боком. Дрозд родился и вырос в этом городе. Здесь же он и заховал свои компроматы.
— Где они? — на этот раз не выдержала я. Уж больно долго размазывал каждое слово Монькин.
— В банке, — Пастор небрежно стряхнул пепел на хрустальное донышко, а потом, затянувшись еще раз, и вовсе затушил сигарету.
— Шутишь? — не поверил ему Устинов.
— Ни капельки. — Большая голова Виталия Александровича с роскошной седой шевелюрой закачалась из стороны в сторону. — Он собрал все свои бумаги в момент последнего визита в этот город и отнес их в банк «Монреаль». Пять лет заветная папочка пролежала в одном из сейфов, а заинтересованные в ней люди с ног сбились, разыскивая данную ценность. Впрочем, даже если бы они и знали, где она находится…
Пастор замолчал, то ли намеренно испытывая наше с Графом терпение, то ли прикидывая, как лучше завершить начатую фразу. Мы покорно ожидали продолжения.
— Взять документы из сейфа непросто, — наконец порадовал нас главными неприятностями Монькин. — Ключ выдается только при наличии паспорта. Такова была воля покойного Дрозда.
Огромная длинная ручища Виталия Александровича потянулась к пластиковой бутылке с минеральной водой и ухватила ее за самое горлышко. Вор в законе придвинул к себе граненый стакан и наполнил его пузырящейся жидкостью. Пастор ополовинил двухсотграммовую емкость и промокнул губы тыльной стороной ладони. Мы с Устиновым снова подверглись томительному ожиданию.
— Чей паспорт? — спросил Граф, предварительно переглянувшись со мной.
— Либо нужен паспорт на имя Альтенгерова Игоря Сергеевича, либо, — Пастор пожал плечами, — на имя Бекешина Андрея Игнатьевича.
Мы дружно повернули головы к гостиной, где в состоянии полной нирваны на диване валялся Крокус. Поверить словам Пастора было крайне сложно. Граф даже позволил себе усомниться вслух.
— Мы говорим о моем брате? — недоверчиво изогнул левую бровь.
— Вполне возможно, что о его однофамильце, — попытался сыронизировать Виталий Александрович, но в его устах это прозвучало не очень забавно. — Конечно, о нем, Граф. Как мне удалось выяснить, Дрозд доверял Крокусу больше, чем кому бы то ни было. Он считал его не просто напарником, но и другом.
— Мент считал другом налетчика? — Устинов скривился, будто от зубной боли. — Нонсенс какой-то. Ему что, довериться больше некому было?
— Граф, ты просто не знаешь, что значит быть агентом под прикрытием, — философски заметил Пастор.
— А ты знаешь?
— Я догадываюсь. Это совершенно новая жизнь. Нельзя просто сменить имя и фамилию. Это полная перестройка всего мироощущения. Каждый человек рядом с тобой — потенциальный враг. Не говоря уже об оборотнях, розыском и выявлением которых как раз занимался Дрозд. Лично у меня от такой работы крыша бы задымилась.
— Крыша от любой работы дымится, Пастор, — нравоучительно заметил Олег.
Я полностью согласилась с этой сентенцией.
— И какие у нас варианты? — Граф обращался ко мне с явной растерянностью в голосе. Подобное с ним случалось не часто.
— Вариант только один, — решительно заявила я.
На то, чтобы растолкать пьяного Бекешина и привести его в более-менее надлежащий вид при помощи контрастного душа прямо над раковиной, у нас троих ушло более двух часов. Еще некоторое время понадобилось на то, чтобы накачать его крепким кофе и попутно ввести в курс общего дела. Андрей вникал в происходящее с большим трудом. Пастор старательно пытался убедить нас с Олегом, что в спешке нет никакого смысла, ибо банк откроется не раньше восьми часов утра, но мы все равно торопились.
Часам к семи, сидя на кухне трехкомнатной квартиры за большим овальным столом, наша четверка все же достигла необходимого консенсуса и наметила дальнейший план действий. Правда, Граф до последнего момента все равно пытался оказывать словесное сопротивление.
— Мы могли бы поехать втроем, — вещал он, нервно изжевывая сигаретный фильтр и совершая один глоток кофе за другим. Эта ночь для нас всех выдалась бессонной и напряженной. — Что за упрямство?
— Граф, — я осторожно накрыла его руку своей. — Поверь мне, нет никаких поводов для беспокойства. Я справлюсь с этим делом и сама. А ты можешь бросить тень на свою безупречную репутацию.
Устинов поморщился.
— Перестань.
— Не дуй на воду, брат, — охладил его пыл Крокус. — Я уже в форме, постоять за себя в случае необходимости сумею. Да и Женя пособит, если что. Верно я говорю, госпожа телохранитель?
— Абсолютно. — Вид клиента мне совсем не нравился, но ничего поделать было нельзя. В банке требовалось именно присутствие Бекешина. — Только не устраивай никакой самодеятельности, прошу тебя.
— Заметано. — Андрей отправил в желудок очередную порцию кофе и скривился так, будто принял какой-то противный на вкус лекарственный препарат. — Не слабо я перебрал вчера.
— Сегодня, Крокус, — поправила я его. — Сегодня.
— Не имеет значения.
Пастор поднял левую руку, опершись локтем на столешницу, и демонстративно постучал пальцем по циферблату часов.
— Не хочется прерывать вашу милую дискуссию, ребята, но на этот раз время действительно поджимает. Чем раньше вы будете в «Монреале», тем лучше. Управляющий приходит к самому открытию. Он-то вам и нужен.
Я не сомневалась, что Виталий Александрович не столько настаивал на поспешности событий, сколько подобным незамысловатым способом разрядил нервную обстановку на кухне. Граф заткнулся, прекрасно осознавая, что спорить с двумя такими отъявленными упрямцами, как я и Крокус, просто бесполезно. Сигарета Бекешина энергично ткнулась о дно пепельницы, и он, превозмогая дикие приступы головной боли, поднялся на ноги. Я последовала примеру клиента. Монькин остался сидеть за столом, смакуя ароматный цейлонский чай, а Олег вышел в прихожую проводить нас с Андреем на ответственную вылазку.
— Может, вам стоит использовать грим? Как на воровском сходе? — Граф продолжал строить из себя заботливого папашу, первый раз в жизни отправлявшего детей в школу без присмотра.
— Сдается мне, ты кое о чем забыл, Граф? — развернулся к нему всем корпусом Бекешин, и глаза единокровных братьев встретились в тесном пространстве прихожей. — Даже я это помню, несмотря на то, что позже водка затмила все на свете.
— О чем ты говоришь, Крокус?
— Я говорю о решении схода, — жестко улыбнулся Андрей. — Опасности нет, нам дали двухдневную отсрочку. Или ты не веришь слову Шейха?
— Верю, — окончательно сдался Устинов, и, к своему неподдельному изумлению, я заметила, что он первым отвел взгляд.
— Тогда нечего панику поднимать. — Крокус набросил на плечи свою серую ветровку и взял меня под локоть. — Пошли, Женя.
Мы покинули квартиру. Мне искренне хотелось надеяться, что наше возвращение сюда будет ознаменовано удачным событием и добытые записи покойного Дрозда помогут оправдать Крокуса в глазах синдиката за его непростительное поведение в столице.
Утро нового дня все-таки встретило нас легким моросящим дождиком. Бекешин задрал воротник своей легкой куртки и покосился на меня.
