бы сохранность порошка.
Драгоценности? Бриллианты, особо ценные украшения, антиквариат? Запросто…
Мне не давала покоя именно коробка. Почему груз был помещен именно в коробку из-под испанского печенья, а не в любую другую тару?
Была ли упаковка каким-то знаком, сигналом? Вспоминая реакцию Довженко на протянутый ему картонный параллелепипед с блаженной физиономией младенца на фирменной упаковке, я не могла сказать, чтобы мой клиент как-то среагировал на внешний вид упаковки груза.
Может быть, это просто случайность? Взяли то, что попалось под руку? И не стоит ломать голову над разрешением загадки, на которую нет ответа?
Я присела на лавочку и, вытащив из пачки сигарету — купила для полноты образа самые дешевые, но с ментолом, — закурила и сосредоточилась на самом процессе курения, отключив возню мыслей.
Серые клубы дыма свивались перед моими глазами, поднимаясь тонкой струйкой вверх, переплетались в порывах ветра и метались то влево, то вправо.
Кажется, я что-то нащупала. Да-да, вот оно, совсем рядышком…
Размеры коробки.
Я тогда подумала: книжный формат. Но на самом деле коробка была чуть уже этого формата. Но такой же толщины. Ее вполне можно было поставить на полку… с видеокассетами! Да, похоже, я права.
Быстро затушив сигарету о подошву — я уже целиком вошла в образ, — прицельно стрельнула бычок в урну, встала со скамейки и направилась к троллейбусной остановке, где толпился народ.
«Конечно, это была видеокассета, — думала я, трясясь в брюхе рогатого агрегата, — Довженко решил шантажировать кого-то из клиентов „Камиллы“. Отсюда его планы насчет финансовой самостоятельности, которыми он делился с женой».
— Вы выходите? — спросил стоящий у меня за спиной человек средних лет в помятом пиджаке и очках с треснутой оправой. Рядом с ним возвышалась борцовского телосложения женщина, наверняка его супруга.
Я мазнула по нему взглядом, чуть приподняв при этом веки и, медленно раскрыв рот, проговорила как можно более проникновенно:
— Да-а…
Тот автоматически улыбнулся и склонил голову набок, уставясь мне в вырез блузки.
Поймав взгляд его супруги, наблюдавшей за всей этой мизансценой — баба от кипевшей внутри ее ярости тяжело дышала и вцепилась в поручень так, будто это было мое горло, — я скромно опустила глаза, успев напоследок еще раз посмотреть на мужчину.
«Я бы и рада, да, как видно, ничего у нас не получится. Но ладно, ты и так хороший. А что с женой не повезло, так это бывает…» — примерно это обозначал мой взгляд, длившийся не больше секунды, но я была уверена, что мужчина меня понял.
Иначе почему бы он задержался на подножке, уставившись мне вслед? Увы, жена пнула его сзади, да так, что он едва не приземлился на четвереньки.
Убедившись, что меня воспринимают именно так, как полагается, я вошла в здание и, поднявшись на второй этаж, нашла нужный офис.
И снова у меня была возможность проверить свой временный имидж на окружающих.
Охранник, лениво стоявший на входе и изнывавший от скуки, завидев меня, растерянно остановившуюся перед центральной лестницей, весело подмигнул и осведомился, что именно мне нужно.
Услышав номер офиса, он понимающе улыбнулся — очевидно, я не первая и не последняя среди желающих устроиться в «Камиллу», и, показав, как пройти, пожелал удачи и помахал рукой на прощание.
Я неоднократно замечала, что мужчины любят просто поговорить с проститутками, когда они не находятся с ними в процессе товарно-денежных, так сказать, отношений, где товаром выступает тело, а деньгами — утаенная от жены заначка. Тут уже не до разговоров, дело-то серьезное и ответственное. А вот просто так потрепаться, зная, что никто никому ничем не обязан, — это за милую душу. Наверное, мужикам нравится обретаться в качестве собеседника объекта, который за умеренную плату готов поступить в их временное распоряжение.
Найдя дверь с нужным мне номером, табличкой тут, разумеется, и не пахло, я осторожно постучала. В комнате довольно громко говорили, так что мне пришлось еще раз побарабанить кулачком.
Разговор в комнате продолжался, но я услышала приближающиеся к двери шаги.
— Не могу я больше, ты пойми, — говорил мужчина, отпирая замок. — Не могу, не хочу и не буду. Надоело до чертиков.
Он распахнул дверь.
— Я… я по объявлению, — робко, но с надеждой проговорила я.
— Проходите, — почти не взглянув на меня, разрешил мужчина и снова повернулся к своей собеседнице. — Не могу я больше лопать испанское печенье! Надо сказать Жанне, чтобы она это прекратила!
Глава 4
Из офиса на втором этаже я вышла, окрыленная открывшимися передо мной перспективами.
Нет-нет, не в плане предполагаемой карьеры, хотя я уже достаточно вошла в образ путаны, чтобы искренне испытывать именно те чувства, что и героиня, которую я разыгрывала на естественной сцене.
Тут как раз все обстояло не так благополучно, как обещало перестроечное кино. Все мы помним впечатление от фильма «Интердевочка». Но мало кто знает, какой ущерб Советскому государству нанесли режиссеры, выпустив на экраны эту поделку.
Ведь что произошло после того, как «Интердевочку» посмотрел зритель? Зритель, а точнее — зрительницы, ошалев от заработков «ночных бабочек» и взвесив соответствие душевных терзаний и гонораров за торговлю телом, сделал выбор в пользу гонораров и очертя голову ринулся из всех градов и весей нашей необъятной родины в престольную Москву с тем, чтобы начать карьеру путаны и зашибить крупную деньгу.
Уж и не знаю, исполнились ли мечты хотя бы одной десятой контингента нового призыва. Но хорошо поставленную работу спецслужб они поломали к чертям собачьим. Госбезопасность долго стонала после этого фильма и подсчитывала убытки, которые понесла страна.
Дело в том, что почти все валютные проститутки так или иначе сотрудничали с Конторой Глубинного Бурения — так называли в народе КГБ, либо напрямую, либо через своих сутенеров. Именно поэтому, а не только из-за коррупции в этом ведомстве, и существовал подобный бизнес — иначе разве дали бы ему развернуться?
КГБ всегда отличался практическим подходом к нуждам своих сограждан и умел поставить нарушение буквы закона, существовавшего на тот момент — фарцовка, гомосексуализм, проституция, наркотики, — на пользу дела, курируя эти отрасли и извлекая из этого немалую пользу: от банального шантажа до провертывания секретных операций. И вот, все рушится в один миг.
Провинциальные девчонки высыпали на «хлебные места», словно саранча в засушливое лето. Контролировать этот процесс не было никакой возможности — пришлось бы увеличить штаты КГБ в несколько раз.
Таким образом, в конечном результате обороноспособности СССР был нанесен непоправимый ущерб, который даже в самом отдаленном приближении не соотносился с доходами, полученными от своего промысла новыми кадрами, рванувшимися в «интердевочки» явочным порядком.
Но это было во времена стародавние. Теперь же набор в жрицы любви осуществлялся столь же бюрократическими методами, как прием на любую работу в отделе кадров — такое впечатление я вынесла из посещения офиса «Камиллы» на втором этаже.
Начать с того, что при мне турнули одну девицу, которая легкомысленно не захватила с собой квиток о
