недоумение.
— Детектива? Но зачем? — удивленно подняв брови, переспросила она у меня. — Все ведь и так очевидно. Что тут расследовать?
— Для вас, возможно, и очевидно, — пристально глядя в глаза секретарше, ответила я. — А для него — нет.
Выдержать мой тяжелый взгляд секретарше не удалось, поэтому, торопливо ретировавшись, фыркнула:
— Похоже, у него действительно крыша поехала.
Девушка начала передвигать что-то на своем рабочем столе, стараясь не смотреть на меня.
Даже не спрашивая разрешения, я присела на свободный стул, выудила из памяти информацию о том, как зовут секретаршу, и снова обратилась к ней:
— Ольга Васильевна, у меня к вам несколько вопросов. Хотелось бы, чтобы вы ответили на них как можно честнее.
— А меня что, уже подозревают во лжи? — надула губки Назарова.
— Вы сами это сказали, значит… — я сделала небольшую паузу, — вас это пугает. А если человека что-то пугает, то его рыльце явно в пушку.
— Глупости! Неужели вы поверили всему тому, что он навыдумывал? — эмоционально всплеснула руками секретарша. — Я слышала эту историю о каких-то там похождениях жены, но совершенно в нее не верю.
— Почему же? Вы так близко знакомы с женой своего босса, что можете утверждать, что она способна сделать, а чего — нет? — прицепилась я.
Сказанное слегка уязвило Назарову: ей явно не нравилось, что каждое ее слово я воспринимаю совсем не так, как ей бы хотелось, да к тому же постоянно намекаю на ее нечистую совесть. И все же она сдержала себя и спокойно произнесла:
— С Лилией Федоровной я знакома постольку поскольку. Она несколько раз приезжала к мужу, и я имела возможность ее видеть. Мне она показалась женщиной порядочной.
— А в какую сумму вы оцениваете собственную порядочность? — совсем не придерживаясь правил этикета, поинтересовалась я, с улыбкой глядя в лицо секретарши. — Сколько вам нужно, чтобы слегка потерять память?
В первый момент Назарова изумленно расширила глаза, не в силах произнести ни слова. Она беззвучно открывала рот, потом густо покраснела и наконец сумела выпалить:
— Ну знаете что, я никому не позволю себя так оскорблять! Я здесь только работаю, и мне совсем нет дела до каких-то личных отношений между директором и его женой. Но и слепой я тоже прикидываться не могу.
Ее голос все больше переходил на крик, периодически вздрагивал, что было явным подтверждением ее волнения и растерянности. Я же только радовалась тому, что выбила ее из накатанной колеи своими наглыми вопросами, а значит, могу надеяться на то, что она забудется и ляпнет то, чего говорить не следует.
— Можете сами посмотреть, если мне не верите. — Она выскочила из-за стола, подскочила к двери, ведущей в кабинет босса, и с силой толкнула ее от себя. Затем она глубоко вздохнула, понимая, что излишне погорячилась, и спокойно добавила: — Как иначе вы можете вот это объяснить?
Проигнорировав адресованный мне вопрос, я спокойно прошла к двери и, войдя в кабинет Христенко, остановилась на пороге. В офисе царил жуткий беспорядок. Все было перевернуто, многие из предметов сломаны, жалюзи стянуты на пол, а местами даже изрезаны ножницами. Последний момент заинтересовал меня особенно сильно. Не задерживаясь в дверях, я прошла в кабинет и, присев над изрезанными жалюзи, принялась пристально их изучать. Сомнений быть не могло: на жалюзи отчетливо были видны ровные порезы, сделать которые можно лишь чем-то очень острым. Я повертела головой по сторонам в поисках этого самого орудия и очень скоро обнаружила зафутболенные в противоположный угол кабинета ножницы. Рядом с ними валялись еще какие-то бумаги, которые просто были изорваны в клочья.
Я встала и попыталась представить себе, как полоумный Христенко ищет ножницы и, вместо того чтобы просто порвать руками полоски жалюзи, принимается стричь их ножницами. Получилось довольно- таки глупо и неправдоподобно. У мужчины и так хватило бы сил изодрать вещь, особенно если он пребывал в состоянии ярости или невменяемости. Совсем иначе обстоит дело с женщиной: ей порвать жалюзи не по силам, а значит, она найдет то, чем их можно испортить. Теперь уже я начинала верить словам Ивана Васильевича. Отыскав одно подтверждение того, что в кабинете орудовал не сумасшедший, я на этом не остановилась, а напротив, стала прохаживаться по комнате туда-сюда, внимательно осматривая каждую сломанную вещь. Я предположила, что исполнитель всего этого беспорядка мог обронить на пол что-то из своих вещей, и очень надеялась их отыскать. Пока результата не было: вокруг валялись лишь канцелярские принадлежности, переломанные надвое карандаши, ручки и линейки, смятые или изорванные документы и папки, рекламные журналы с вырванными из них листами. Один из таких журналов я подняла с пола.
«Интересно, а почему „сумасшедший“ не вырвал все листы отсюда? Не хватило сил? — с легкой усмешкой спрашивала я у себя и сама же отвечала: — Естественно, не хватило. Этой женщине хотелось устроить погром как можно быстрее, а чтобы вырвать все листы из толстенного журнала, требовалось много времени и сил».
У меня вдруг возникла мысль, что на тех вырванных листах могли остаться отпечатки нашего шутника. На остальных-то вещах, как и положено, везде отпечатки Христенко, ведь он — владелец всего этого, но вот тут… Попросив у секретарши пакетик, я осторожно собрала с пола все листы журнала и аккуратно поместила их в пакет. Потом повернулась к Назаровой и вновь принялась донимать ее своими вопросами:
— Расскажите, как все произошло в тот день?
— Что рассказывать-то? — Секретарша передернула плечами. — И так все понятно.
— Для меня совершенно непонятно, — возразила я. — Особенно непонятно, почему вы не вошли и не остановили зверский погром, устроенный вашим директором, как только тот его начал. Вы же не могли не услышать шума, криков, стуков. К тому же ни за что не поверю, что ваш директор сам запер дверь. Следовательно, как преданный сотрудник, вы были просто обязаны заглянуть и, увидев происходящее, вызвать врачей, милицию, кого-то, кто мог все остановить. Вот и объясните, почему ничего этого не случилось.
Понимая, что ей лучше не возмущаться, Ольга набрала в легкие побольше воздуха и на удивление спокойным голосом начала:
— В тот день — а случилось все в обеденное время — я, как и положено, решила пообедать. С собой я ничего не ношу, предпочитаю покупать еду в магазине рядом, но тогда почему-то решила немного прогуляться и поесть в кафе. К тому же мне нужно было купить кое-что из канцелярских принадлежностей, вот я и решила совместить полезное с приятным. Сказала Ивану Васильевичу, что, возможно, немного задержусь. Он не возразил, попросил лишь закрыть на ключ входную дверь, чтобы никто не вошел. Я выполнила его просьбу и спокойно пошла в кафе. Когда же вернулась, ничего подозрительного не заметила: все было по-прежнему тихо и спокойно. Я вновь занялась своими делами, набрала текст кое-каких документов, подготовила отчеты, которые он просил. Когда же мне потребовалось уточнить у Ивана Васильевича адрес одного клиента, я вошла в кабинет начальника и все увидела…
— Ольга, вы так спокойно об этом говорите, — слегка издеваясь, заметила я, — словно бы даже и не удивились увиденному. Неужели вас и впрямь ничего не потрясло?
Назарова метнула в мою сторону злой взгляд и все так же медленно, стараясь не выдавать своего раздражения, ответила:
— А как я сейчас об этом должна говорить, времени все же немало прошло. Тогда-то, конечно, в шоке была, не знала, что делать, как быть. Любой бы на моем месте растерялся, увидя директора лежащим на полу. Непонятно было, жив он или мертв.
— А вы что же, даже не попытались это выяснить? — удивилась я. — А если он нуждался в срочной медицинской помощи?
— Тогда я об этом даже не подумала. Точнее, мысль, что он умер, была, но подойти к трупу я бы ни за что не осмелилась. Я ужасно боюсь мертвецов.
