повозках, и наладил скамейки, чтобы с утра не задерживаться. А затем уселся и он в повозке, вынул Псалтирь из узелка и стал читать в лунном свету. Пришли иноверцы из села и стали у дверей корчмы. Сняли шапки в честь гостей и сказали: гость в дом — Бог в дом. Сидели сердечные наши молча и глядели на вошедших: росту они великаньего, а волосья черны как смола и сзади сыплются на плечи, а спереди надо лбом коротко стрижены и блестят, потому что гребней они не знают, а мажут себе голову свиным жиром, оттого волосья и блестят, а борода у них сбрита и усы с обеих сторон урезаны, а глаза у них потухшие от неволи, потому что крепостят их паны.
Встал главный из них, подошел к столу и сказал: плюньте нам в очи, [50] паломники. Достала Милька медовых пряников, что запасла в дорогу, и наделила их. Поднесли они пряники к глазам и сказали: дар Божий, дар Божий, поцеловали их и спрятали за пазуху к сердцу поближе, попрощались себе и ушли.
Увидел р. Алтер-резник, что Лейбуш — мясник сидит в раздумье. Спросил его: ну, о чем ты призадумался? Сказал ему: иноверцы эти — нет у них ни доли, ни наследия в Земле Израиля — чем она им так полюбилась? Ответил ему р. Алтер-резник: из-за головы праотца их Исава, что похоронен в двойной пещере Махпела. Спросил тот, имя которого позабылось,[51] у р. Иегуды Менделя, которого еще кличут р. Иегуда Мендель Угодник: почему сподобился Исав погребения головы его в двойной пещере? Ответил ему: дело в том, что Хушим,[52] сын Дана, взял посох и ударил Исава по голове, да так, что слетела голова с плеч и упала в ноги Иакову, и похоронили ее заодно с ним. Сказал р. Алтер-учитель, шурин р. Алтера-резника: это — простое объяснение, но за ним кроется великая тайна и подлинная причина: сподобился этого Исав, потому что не покидал он Страны Израиля, даже когда Иаков уходил на чужбину, и зачлось ему это в заслугу. Убоялся Иаков, а вдруг этим Исав и семя его заслужили Землю Израиля. И тут пришло Слово Божие научить нас, что лишь один народ в Стране Израиля — народ Израиля, а не Исав и семя его. А может, Измаилу суждена эта страна? Так нет, сказано в Торе: «Не унаследует[53] сын невольницы вместе с сыном моим с Исааком». Сказал Всеблагой: люба мне Страна Израиля, и народ Израиля люб мне, введу-ка я народ, что люб мне, в страну, что люба мне.
Вынул р. Шломо свою длинную трубку, набил ее тютюном, свернул бумажку, зажег ее, раскурил трубку и затянулся, а затем посмотрел добрыми глазами на своих спутников, что сидят и о Божественном толкуют. Сколько забот уже выпало на их долю с тех пор, как вышли из родного города, а сколько забот еще ожидает их в пути. Возвел он очи горе и подумал: неведомо нам, что просить у Тебя, но делай нам то, что делал нам до сих пор.
Молча сидела хозяйка и смотрела перед собой: свеча горит на столе и звук Учения раздается в доме. Была корчма прежде пустынна без слов Писания, а сейчас голос Писания гремит и откликается в ней. Пока она сидела — влетела ночная бабочка, упала в огонь свечи и сгорела. Что жизнь — одно мгновение, совсем недавно была жива, совсем недавно порхала по всему дому, совсем недавно крутилась вокруг свечки и наконец попала в пламя и превратилась в уголек. Так и она — совсем недавно одарил ее Господь, совсем недавно зажег перед ней свет великий, совсем недавно уселась она в мире и спокойствии, слушая слова Бога Живого. А завтра — уйдут гости, и снова она останется без Писания, и без молитвы, и без жизни. Пока она сидела, задумавшись, пришло несколько иноверок, поклонились они земным поклоном пилигримам и высыпали из передников своих груду сосновых шишек — положить их под подушки путникам, идущим в Землю Израиля, чтобы усладить их сон благоуханием. Но сердечные наши не спешили почивать: сидели и толковали и повторяли слова Писания, а женщины сидели и вязали носки. Повернула Сарра голову к мужу своему, р. Моше, и увидела, что сидит он, подперев голову одной рукой, с книгой в другой руке. Вспомнились ей две дочери, что остались в Бучаче, и подумалось ей: сейчас пришли домой их мужья ужинать, может, и они сготовили гречневую кашу с молоком и сейчас посыпают ее мелким сахаром, чтобы усластить ее во рту мужей своих. А те и не замечают женских хлопот, сидят себе с книгой за столом, как тесть, так и зятья. Пока она так сидела, задумавшись, толкнула ее соседка и сказала: посмотри только на Цирль, уставилась на Песаха, мужа своего, будто они одни на всем свете. Вздохнула Сарра и сказала: кто никого за собой не оставил — хоть и покинул родное место, все равно радостно ему. Долго ли, коротко сидели так сердечные, только пришел наконец возчик и сказал: дайте роздых косточкам своим, пока не побледнеют петушиные гребни и не придется вставать.
Хорошо спится путникам, а тем паче майской ночью в селе, когда весь мир безмолвствует, деревья и травы притихли, а скотина пасется на лужайке, не гневаясь на людское племя; легкий ветерок веет во дворе, шуршит на крыше и перекатывается по соломинкам, а те шепотом шелестят, ублажая сон людской и услаждая члены тела. Но сердечные не забывали, что сон дан человеку лишь для укрепления тела, чтобы вставал человек с новыми силами на службу Творцу. И не вышла еще третья стража, как встали они. А в этот час возвел Всевышний зарю, и звезды и планиды померкли. Облака порозовели и разошлись в разные стороны. Травы и кусты зашелестели, деревья заблистали от росы. Солнце собралось взойти, и птицы отряхнули крылышки и приготовили свою первую песню. Кони заржали и затопали копытами и замотали хвостами. Встали сердечные и помолились, и утреннего каравая отведали, и сели в повозки мужчины в свою, женщины в свою, расстались с корчмой и пустились в путь.
Глава шестая
ПО ЗЕМЛЯМ ПОЛЬСКИМ И МОЛДАВСКИМ
Мало-помалу тянутся повозки, кони тонут во всяких травах, больших и малых. Дуют добрые ветры и пробуждают сердце, травы выходят пошуметь в поле, а о чем шумят — одному только Богу ведомо. Немало сел прячется в полях и виноградниках, леса тихи, и сияние солнечное покоится на реках и на берегах рек и озер, и белые облака провожают небесной стороной сердечных наших. Так они ехали землей Польской, пока не пересекли рубеж земли той у городка ли, местечка ли, по названию Окип. Переправились они без урону через Днестр и заночевали в Окипе. Из Окипа поехали в Хотин, что на правом берегу Днестра, а там Израиль володеет домами, сидит в тени державной, и легки ему муки изгнания, и ведет он свои промыслы и торги в почете да величии. А в час смуты народной вельможи прячут их по домам, а вреда им не чинят.
И передают от отца к сыну, что живут они там со времен Второго Храма, кроме тех евреев, что приехали из Польши. Когда набегали степняки, уводили с собой в полон на продажу в земли басурманские, а владыки Польши посылали туда евреев — выкупать пленных. Увидели евреи, что земля богата, народу мало, дешевизна такая, что по всему свету не сыщешь, и сыны Израиля сидят меж сынов Эдома, а страха эдомитян не знают, а платят подать малую царю, взяли и поселились там. И даже нашли там в фортеции монету времен царей из дома Маккавеев, а на ней отчеканено: Иерусалим, и виноградная кисть, и лимон, и пальмовая ветвь.
И много в тех краях соломенных вдов, и некому разрешить их. У кого ушли мужья на промыслы в страны Эдома или Измаила и не вернулись, а у кого сгинули в пути, и где в землю легли — неведомо. Одна из этих соломенных вдов повстречалась любезным нашим в пути, и вот ее рассказ. Жила она с мужем в мире да согласии, родила ему сыновей и дочерей и ни разу не слыхала от него бранного слова, а занимался он конским торгом по доверенности для вельмож Эдомских, а вельможи доверяли ему деньги вперед, чтоб купил для них коней, и был он верен своему слову как в делах, что между человеком и ближним его, так и в делах, что между человеком и Престолом; Уехал однажды покупать коней, да еще с набитой мошной, и не вернулся. Ясно было, что убит в пути. Подняли евреи большой шум и вышли на поиски убиенного. Спрашивали путников и странников, не видали ли часом еврея такого и эдакого, по имени Зуша лошадник, и отвечали: нет, не видали, но слыхали, что напали лихоимцы на еврея одного в пути, и, уж конечно, живым он от них не ушел. И наподобие этому сказала и иноверка одна, колдунья старая: напрасно, мол, шумят евреи, человек этот давно уже сгинул. И наподобие этому, лишь другими словами, выразился один иноверец-звездочет. Так сказал: евреи, как дети малые, тратят плоть свою во имя охапки костей, а больше ничего не сказал, ибо в обычае звездочетов умалчивать то, что им не ведомо. А когда умолять его стали, чтоб пожалел женщину с детьми и слова свои разъяснил, сказал он лишь: евреи, как дети малые, — ищут на земле то, что лежит в земле. Был там старый судья, сказал судья: если на того еврея — ватамана разбойницкого, что повесили в украинской стороне, — намекал, мое вам слово, что не сыщете его; А почему
