— Хотел тебя предупредить, — раздался голос Харкина, — что в ближайшие дни много времени выжать не смогу. Есть старые снимки, но я их еще не разбирал.
— И на том спасибо.
— Завтра, может быть, попробую сделать еще снимок, но я чертовски занят. Останется немного времени при перенастройке антенн…
— Я послал тебе карту Фанти.
— Да, наверняка ошибка. Ни один объект не мог настолько измениться за такой малый срок.
Ральф согласился с ним, но все же добавил:
— Но все-таки надо проверить. Фанти знают свое дело.
— Если будет время, — сдержанно пообещал Харкин.
За лекциями и семинарами и в долгие часы работы фильтрующей программы он совсем забыл о назначенном свидании. В девять вечера зазвонил телефон. Ирэн. Он принес свои извинения, говорил рассеянно и отрывисто. И вид у него был усталый, бледный лоб в морщинах.
— Никаких… изменений? — спросила она.
— Никаких.
Они помолчали, потом он рассказал ей о карте Фанти. Ирэн заметно посветлела, обрадовавшись случаю поговорить о другом.
— Такие изменения ведь возможны?
— Вообще-то да, но так быстро? А ведь они огромные, один хвост тянется на световые годы.
— Но, ты говоришь, карта изменилась, размылась.
— Да, весь объект.
— Не может там быть какой-то ошибки?
— Может, но Фанти отлично знают дело.
— Нельзя ли нам встретиться попозже? Он вздохнул:
— Я хочу еще раз просмотреть… — На ее молчание он ответил новыми извинениями и закончил словами: — Я не хочу тебя потерять.
— Тогда не забывай, где ты меня оставил. Середина ночи.
«Ни за что бы не увидел, если бы не поверил».
Ошибка, как он понимал, могла крыться в исходном предположении. В его предположении.
Это должна быть беглая нейтронная звезда. Она должна находиться на большом расстоянии, за пол- Галактики от нас. Они в этом не сомневались, потому что искажение сигнала показывало, что на его пути много плазмы.
Да, исходное предположение. Так должно быть.
Вполне резонно. И совершенно неверно?
Он потратил большую часть выкроенного на ОБМ времени, изучая продолговатую шкурку-оболочку некогда гордой звезды, видневшейся на краю «Пули». Она казалась клочковатой от большого количества выброшенного умирающим солнцем газа. А мог бы вместо этого понаблюдать затемнения: какая часть линий спектра поглощается или рассеивается межзвездной пылью, плазмой и газом. Только по этим признакам можно определить, далеко или близко расположен источник радиосигнала. Хитрое дело — истолковывать эти колеблющиеся призраки, видимые сквозь межзвездный туман. Что, если между объектом и огромным глазом антенны была гораздо более плотная плазма, чем они предполагали?
Что, если они ошиблись в оценке расстояния? Так бывает, когда плотное облако закрывает от вас солнце. Рассеивает свет, до неузнаваемости искажает картину, а ведь солнце, по астрономическим масштабам, совсем рядом.
Может, и эта штука ближе, гораздо ближе…
В таком случае ее должна окружать необычайно плотная плазма — облако ионизированных частиц, которое она создает, пробиваясь сквозь межзвездную ночь. Возможно ли, чтобы она ионизировала гораздо больше частиц газа, сквозь который движется, чем предсказывают расчеты? Каким образом? Почему?
И что это за штука, черт возьми?
Он моргнул при виде компьютерного изображения, вызванного им на экран из чащи программ, анализирующих виды и спектры. Размытые очертания старой звезды занимали несколько пикселей, а рядом находился старый рваный завиток останков сверхновой — древнее сферическое надгробие мертвого солнца. Линии понесли большие потери, пробиваясь сквозь хвост «Пули». По ним он мог оценить среднюю плотность плазмы, окружающей саму «Пулю».
Проделывая расчеты, он ощущал, как закрадывается в него холодное предчувствие, заглушавшее все посторонние шумы. Он так и этак поворачивал идею, пробуя ее на ощупь, испытывая на прочность. Его заливало звенящее возбуждение, сдерживаемое осторожностью.
«Интересно, видна ли она на прежних обзорных снимках», — сказал Энди.
Ральф проверил.
На радиокарте, сделанной итальянцами одиннадцать лет назад, совсем близко к нынешнему местоположению «Пули» виднелась слабая царапина. Совсем слабая, на порядок ниже величины светимости, какую он наблюдал сейчас. Ошибка в калибровке? Так или иначе, детектируется.
Он нашел ее потому, что она ярко светилась. Может быть, столкнулась с густой межзвездной плазмой и разгорелась?
Ральф позвонил Харкину, чтобы обсудить с ним эту карту и карту Фанти, но нарвался на автоответчик. Он кратко описал положение и пошел читать лекцию по механике.
Его автоответчик голосом Харкина говорил:
— Ральф, я послал тебе карту, сделанную два дня назад, когда я выбрал время пронаблюдать ее на четырех и восьми гигагерца.
— Замечательно, спасибо! — отозвался он, прежде чем сообразил, что Харкин его не слышит. Тогда Ральф позвонил сам и, когда Харкин ответил, даже не поздоровавшись, спросил: — Как тебе нравится карта Фанти?
— Совсем не нравится.
— Работа совсем свежая.
— Да, а то, что я тебе послал, наблюдалось раньше. Думается, они что-то намудрили при обработке данных.
— Они работают очень скрупулезно.
— То, что я послал, действительно отличается от наблюдавшегося раньше. Картинка, так сказать, чревата гипотезами.
Чревата… От этого слова он на миг окаменел. Когда снова сосредоточился, Харкин продолжал:
— Я попробовал применить сорокасемисекундный фильтр, но ничего не вышло. На этот раз сигнала не было. Прогнал дважды. Не представляю, что там творится.
Карта, прилагавшаяся к сообщению, выглядела еще более странно:
Мало подробностей, потому что у Харкина он не смог пронаблюдать ее подольше, но картина достаточно отчетливая. «Пуля» вытягивалась в длину, меняла форму. Возможно, оказалась в новых условиях.
Но то было два дня назад. Карта из Болоньи составлена четырнадцать часов назад.
Ральф еще раз просмотрел расплывчатый болонский снимок и задумался, каким образом это
