Значит — сломаться. Я же еще балую С ветром, рассветами… Считывать камня речи Слухом досель глухонемой ладони Я научился. Чей не поймешь предтеча, Нет! — при царе Горохе тире Гвидоне Штатный Гомер на половину ставки, Вещий Боян, а может, не шибко вещий. Коллекцьонирую пуговки, камилавки, И непредметное, — типа, узоры трещин. Леди, ну впрямь, сколько же это можно? — Карты, причалы, боцман сердит, как бука, Пьян, как свинья… А в сундуке дорожном Черный квадрат бывалого ноутбука, Пара дискет, пара рубашек, стертых Стиркой настолько, что поползли волокна. Печень шалит, и по ночам аорта Падает как девяносто восьмые «окна». Все тереблю «Физики» том поджарый, Заинтригован вчуже, но буду краток: Раз переезд приравниваем к пожару, Что же в итоге вырос объем манаток? Ветхий диплом почетного Одиссея Так утешает, особенно в качку если… Бурю пожну, — ветер на совесть сеял. Впрочем, не жалуюсь. Тихо скончаться в кресле В этом, понятно, нет никакого стиля, Вкуса, изюминки, я бы сказал, нюанса. У Дон-Кихота, кореша из Кастилий, Ведать пиаром взялся какой-то Панса Если судить по подписи к пресс-релизу С подзаголовком «Победа над группой мельниц». Вишь, у испанцев, знамо, свои капризы. Мне б разобраться с тазиком полотенец… Город приморский скис в межсезонной прели. Месяц еще в море не выйдет судно. Как симбиоз торговца и менестреля, Я проволучке даже и рад подспудно. Я по салонам — об Абеларде, Юме, Люмен, феномен, тэта, опять же, дзета… А между тем, перец сыреет в трюме, Палуба в кружево вредным жучком изъета. Все к одному — не избежать ремонта. К маю просохнем, купим шелков на сдачу. Смертной чертой линия горизонта Перед глазами заново замаячит. Леди, скажи, зачем ангелицу плена Напоминаешь, шахматы к битве строя, Ту, что как звали, так и зовут — Елена, Из-за которой сгорела родная Троя? Греки ошиблись, — вовсе Парис не умер, Тот, кто проник в Эдем, наплевав на право Доступа… Дальше — сатира, она же — юмор, Перец, матросы, «Windows», вау, браво… Леди, скажи — куда мне теперь вернуться? Город мой стерт времени поцелуем Даже со стекол памяти. Не согнуться — Значит — сломаться. Я же еще балую…. 12–13 февраля 2001 года

ИЗ НЕОКОНЧЕННОЙ ПОВЕСТИ

…Горькое сегодня небо. Что, впрочем, трезвит.

Я выхожу из метро, миную руины раскуроченной перекосившейся тары (зря ее убирают: месяца за два сложился бы лабиринт — Кносскому не чета…), попадаю в метель бумажной отшелушившейся, отшуршавшей свое чешуи — время меняет шкуру с каждым газетным выпуском, о, времена…а о нравах не будем — пусть их….

Обязательная программа при возвращении из подземного мира — попасть в обстание наземных отбросов.

Я останавливаюсь, пальцы уже нашаривают в пачке сигарету, берут ее за горло фильтра, покручивают — сиречь, берут в оборот. И еще один виток мусора вокруг — конфетный фантик запутывается в моих волосах, я отпускаю его на свободу, которая ему не нужна.

Мне, увы, свобода необходима.

И не надоело ветру возвращаться на круги своя?

Мне надоело. Потому я закуриваю и ухожу по первой попавшейся прямой достаточной протяженности. По улице, господа, по улице. И никаких МКАД!

Эта самая, первая попавшаяся, оказывается как раз той самой, нужной. Трамвайная остановка — хорошо. Перейти на другую сторону — пункт алгоритма. Перехожу, предварительно удостоверившись в факте отсутствия в поле обзора некоторой Аннушки с некоторым маслом.

Вот и она, берлиозовская гильотина. Я захожу в первый вагон, жду переулка, того, где, как известно, дощатый забор. Теперь, впрочем, бетонный — революция даром не прошла.

В пакетике — литпамятовский Цицерон, хочется открыть, вдохнуть запах страниц, прочитать с замирающим в который раз сердцем: «Доколе же, Катилина, будешь ты злоупотреблять нашим терпением?» Долгое отточие в две тысячи лет. И в самом деле, доколе? Нельзя же быть таким занудой.

Ага! Остановите, вагоновожатый!

Вон и Серега, в футболке с ацтекским календарем на всеобщее обозрение. Здравствуй, солнышко. Что же ты так улыбаешься, только меня завидев? Неужели же мое появление может составить причину чьей- либо радости? Это чудо. Дружище, я боюсь чудес. Но до сих пор ищу их.

Через десять минут мы сидим на стволе сломанной в девяносто восьмом ураганом березы, рядом — сгоревший бревенчатый дом (а ведь Шаболовка!), пиво, гитара, листки со стихами. Четвертый Верхнемихайловский полого уходит вверх.

После мы заходим в редакцию за Александрой, а также за моим гонораром.

Сашка чуть нервозна нынче, но тем паче искрит, иронизирует, играет словами… Спрашиваю, чем занимались сегодня. Пожимает плечами: «Бездельем. С твоей стороны было мудрым решением не мчаться сюда с утра. Твою зряплату Катя сунула мне, — получите. Благородные доны, вы готовы к марш-броску? Примите рюкзак, дон Агрис. Там боевое снаряжение, ноутбук, он больно бьет по спине… Аскеза, батенька,

Вы читаете Конец вечности
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×