вернётся.
Здание института было серым, с четырьмя колоннами. Ни в одном окошке не горел свет.
Мы, прислушиваясь, прошли вдоль чугунной решётки ограды. Мимо нас проезжали троллейбусы и машины, но всё равно мне казалось, что я слышу отдалённый собачий лай.
— Не бойся. Если он там, мы его выручим, а если нет… дело хуже, — сказал папа. — Только возьми себя в руки. Будь мужчиной. Не ныть!
Мы проводили Снежку до дверей её квартиры и позвонили. И вдруг дверь открыла Вета Павловна! Она была в боксёрском полосатом халате и с белыми железками в волосах. Я зажмурил глаза и разожмурил, но это всё-таки была Вета Павловна. Папа был удивлён не меньше, чем я.
— Да говорите же! Нашли? — спросила наша учительница.
— Пока нет. Но найдём, — сказал папа.
Мы ушли. Мне было не до того, чтобы узнавать, почему Снежка скрывает, что наша учительница её мама. А может, соседка? Или тётя? Может, и завуч, и директор не знают, что Снежка и Вета Павловна ближайшие родственники? Всё-таки интересно! Очень интересно! Вот найдётся Кыш, и я всё выясню!
Вдруг по дороге домой я остановился и сказал:
— Пап! А дядя Саня?
— Что — дядя Саня? — рассеянно спросил папа.
— Так он же следователь! Ты сам говорил!
— Он следователь по особо важным делам, — сказал папа.
— Так что же, значит, у нас не особо важное дело, если пропал Кыш? — спросил я.
— Ну что ты говоришь? Пропал щенок. Позвоню я дяде Сане, а он скажет: «Катись ты с таким делом в стол находок!»
— А если украдут сразу всех щенков по всей стране? Это будет особо важное дело? — спросил я, не двигаясь с места.
— Будет. Но этого никогда не произойдёт.
— Как же так? — не понял я. — Один щенок пропал — не особо важное дело, а тыща — особо важное?
Папа на секунду закрыл глаза. Вид у него был измученный. Поэтому, не дожидаясь ответа, я взял его за руку, и мы пошли дальше.
Я чувствовал, что, пока не найдётся Кыш, моё сердце будет тоскливо сверлить тупая боль. И если у следователя дяди Сани есть дела поважней, чем поиски Кыша, то для меня это особо важное дело…
Мама поняла по нашему невесёлому виду, что мы ничего хорошего не узнали. У неё были заплаканные глаза, и за то, что она так жалела Кыша и, конечно, простила его за поднимание пыли хвостом, я поклялся про себя постараться не расстраивать маму и хорошо учиться…
Мама спросила у папы, поинтересовался ли он, за что бывший хозяин Кыша попал в «Крокодил».
Папа сказал, что Николай Иванович — прекрасный стеклодув, клад для лаборатории, завтра он придёт поступать к ним на работу, и папа обо всём его расспросит. Судя по всему, он не пьяница и неплохой человек…
Такой тяжёлой ночи, как эта, у меня никогда раньше не было. Я вскакивал несколько раз с постели и подбегал к входной двери. Мне казалось, в неё кто-то скребется.
Папа и мама тоже долго не могли уснуть. Они разговаривали, и мама то и дело повторяла:
— Скорей бы уж утро!
И я шептал: «Скорей бы! Скорей бы! Скорей бы!» Но уснуть боялся, потому что знал, что мне обязательно приснится какой-нибудь страшный сон про Кыша.
И он приснился. Кыш сидел с аквалангом на плечах в аквариуме. Вокруг плавали красивые разноцветные рыбки и приставали к нему. Но деться Кышу было некуда. А главное, я кричу ему:
«Кыш! Я здесь! Прости меня! Сейчас я тебя выручу!»
Только он не слышит из-за толстого слоя зелёной воды. И кислород у него вот-вот должен кончиться в акваланге.
Тогда я надеваю маску и ныряю за Кышем, но ударяюсь о прозрачную, непреодолимую преграду. Я бьюсь об неё лбом, а откуда-то на Кыша надвигается огромная черепаха, медленно перебирая противными лапами…
Тут мне стало так страшно, что я проснулся. Было уже утро. Около меня стояла мама и щупала ладонью мой лоб. Но ни страха, ни жара я не чувствовал и быстро оделся.
— Папу ночью срочно вызвали на какой-то объект, — сказала мама.
— А кто же мне поможет выручить Кыша? — закричал я.
— Мы успеем дойти до института и всё выяснить. Но опоздать на работу мне никак нельзя.
— Никак?
— Сегодня никак. Неужели ты думаешь, я бы не отпросилась?
— А если бы пропал не Кыш, а я? Ты бы отпросилась?
После этих моих слов у мамы стало такое обиженное и беспомощное лицо, что я пожалел, что сказал их.
— Слушай… Случилось горе. И для тебя, и для меня, и для папы. Друзья сочувствуют нам… Но не может же весь мир бросить сейчас все свои заботы и взяться за поиски Кыша! — сказала мама.
— А я бы, если бы у кого-нибудь в Японии, или в Ташкенте, или в Африке, или в Перловке пропал щенок и ко мне пришла бы телеграмма-молния, — я бы сразу бросил все свои заботы, отпросился у завуча и пошел бы искать этого щенка!
— Лучше давай поспешим! Можешь сегодня не умываться. Позавтракаем на ходу! — сказала мама.
Вдруг кто-то позвонил по телефону. Я замер.
— Да. Доброе утро. Сейчас туда бежим. Спасибо, милая Снежка, мы с Алёшей управимся сами. Спасибо! Он тебе всё расскажет… Передам… — Мама вошла в комнату. — Снежка рвалась идти вместе с нами. Она просила передать, что после уроков весь класс будет искать Кыша и найдёт его.
Мне стало так хорошо оттого, что Снежка — мой друг, настоящий и первый в жизни.
Мы с мамой шли по улице, и вдруг навстречу нам попался завуч… Он шёл неспеша, курил, поглядывал на деревья и чему-то улыбался. И хотя вид у него был не такой страшный, как в школе, у меня мурашки пробежали по спине от страха. Завуч тоже заметил нас с мамой и сразу перестал чему-то улыбаться. Мы поздоровались.
— А что это вы удаляетесь в сторону от школы? — спросил завуч, слегка поклонившись моей маме.
Мама быстро всё ему объяснила.
— Надо искать, Сероглазов! Только не вздумай зареветь! Пёс был очень симпатичный, — сказал завуч.
— Как? Разве вы его знали? — удивилась мама, очень пристально посмотрев на меня.
— Да, я имел честь с ним познакомиться, — сказал завуч, но не выдал меня маме.
— И вот беда, — пожаловалась мама, — мужа ночью вызвали на объект, а мне сегодня решительно
