попросила устроить Билла в загородный клуб на пару недель, чтобы он мог побыть в городе, так как знала, что у Билла кончились деньги».
Был конец мая, и хотя Билл и доктор Боб почувствовали что?то особенное, произошедшее между ними, нет никаких свидетельств того, что они в полной мере понимали важность этого события. Например, никто из них не говорил в связи с этим что?то вроде: «Ну что ж, мы сооснователи сообщества Анонимных Алкоголиков, и пора нам начать писать Двенадцать Шагов».
Доктор Боб ссылался еще на одну общую для них обоих важную деталь, а именно связь их обоих с Оксфордской Группой. «Билл в Нью–Йорке, в течение пяти месяцев, а я в Акроне, в течение двух с половиной лет. Но была и одна существенная разница: Билл воспринял их идею служения другим, а я нет».
Они сразу приступили к воплощению той идеи, которую привнес Билл, и которую навсегда запомнил доктор Боб. Они начали пытаться помочь другим пьяницам.
В письме к Луис Билл упоминает, что пишет из кабинета «одного из моих новых друзей», доктора Смита, у которого «такая же, как у меня, проблема». Он рассказывает, что вместе они работают над тем, чтобы «изменить к лучшему жизнь когда?то выдающегося хирурга, превратившегося в полного забулдыгу и пьяницу». (Предположительно, это мог быть тот самый доктор, которого вспоминала Бетти Б. — доктор, который возил пациентов в операционную палату в середине ночи).
Письмо Билла датировано маем 1935 года, и это означает, что они дружно начали исполнять свое решение, спустя всего две недели после первой встречи.
В этих и последующих письмах к Луис, Билл часто, хотя и вскользь, упоминает Смитов, что он бывает у них на обедах, что он находит остальных членов семьи «такими же славными, как и сам доктор Боб», и что ему нужно «улизнуть на ужин к доктору Смиту, коренному жителю Вермонта и алкоголику».
В одном письме, датированном июнем, Билл описывает Боба и Анну как «людей лет на 10 или 12 постарше нас» (Биллу тогда было 39, тогда как Бобу 55 лет). «Он мог лишиться своей практики, — пишет Билл, — хотя он, без сомнения, очень компетентный и очень популярный человек. Они тебе понравятся чрезвычайно».
В другом письме Билл упоминает, что собирается переехать в дом Смитов. Анна также написала Луис, и та сообщила об этой любезности Биллу в своем следующем письме. (Билл тогда не хранил писем; Луис хранила).
«Миссис Смит очень добра, — отвечает он. — Видишь ли, Боб был в Оксфордской группе, но все равно срывался. У них не было никого, кто мог бы понять алкоголиков. И,
Со слов Билла, Анна Смит решила, что требуются практические шаги для защиты вновь обретенной трезвости своего мужа. Она пригласила Билла пожить у них. «Там я смогу приглядывать за доктором Бобом, а он за мной», — сообщает Билл.
Приглашение пришло очень своевременно. Билл был на мели, несмотря на то, что получил небольшую сумму от своих партнеров из Нью–Йорка, и он надеялся снова победить в той борьбе за контроль над компанией, ради которой и оказался изначально в Акроне.
«В течение трех следующих месяцев я жил с этими двумя замечательными людьми, — рассказывает Билл. — Я всегда буду думать, что они дали мне гораздо больше, чем я когда?либо дал им».
Каждое утро начиналось с молитвы, вспоминает он. После долгого молчания, во время которого они обращались к Богу, пытаясь углубить соприкосновение с Ним, Анна читала что?нибудь из Библии. «Евангелие от Иакова было нашим любимым, — рассказывал он. — Она читала, сидя на своем стуле в углу, и мягко заключала в конце: “Вера без действия мертва”».
Это была любимая цитата у Анны и, и в значительной мере Евангелие от Иакова была самой популярной у ранних членов АА — до такой степени, что некоторые хотели, чтобы Сообщество получило название «Клуб Иакова».
Сью также вспоминает утреннее время тишины — как они садились в круг и читали из Библии. Позже они также использовали издание Методистов «
«Затем кто?нибудь читал молитву, — вспоминает она. — После этого каждый из нас также должен был произнести молитву. Затем мы замолкали и сидели тихо. Затем мы делились тем, что каждый из нас почувствовал, или не почувствовал. Это продолжалось по крайней мере полчаса, а иногда и час».
Юный Смитти знал об утренних молитвах и времени тишины, но он их не посещал. «Я был слишком занят, сливая бензин из машины моего отца, чтобы иметь возможность добраться до школы», — вспоминает он.
«Все это происходило после завтрака, который во время Вашего пребывания у нас начинался очень рано, в шесть часов утра, — вспоминает Сью в своем разговоре с Биллом. — Вы спускались в своем халате, пугая нас всех до смерти, и садились в обнимку с кофеваркой, а потом уже передавали кофе остальным».
«Я тогда очень нервничал, — рассказывает Билл, — чертовски нервничал».
«Еще я помню бутылку на кухонной полке, — говорит Сью. — Как доказательство победы над искушением».
«О, да, я забыл об этом, — отвечает Билл. — Я был непреклонен в том, чтобы спиртное было рядом. Я считал, что мы должны доказать, что можем жить в присутствии спиртного. Поэтому я купил две больших бутылки и поставил их в буфет. Какое?то время это доводило Анну почти до бешенства».
«Но я не помню, что бы Вы появлялись у нас дома до того, как папа поехал на съезд медиков» — говорит Сью.
Билл отвечал: «Я уже жил у вас, и однажды Боб сказал: “А не поехать ли мне в Атлантик Сити на этот съезд?”»
Это было в последнюю неделю мая, когда доктор Боб был трезвым около двух недель. Съезд Американской Медицинской Ассоциации начинался в первую неделю июня, и Боб не пропустил ни одного в последние 20 лет.
«О, нет!» — сказала Анна, когда доктор Боб предложил эту идею.
Несмотря на всю ее веру, у нее, очевидно, был опыт и какое?то инстинктивное понимание мышления алкоголика. Билл, однако, был более склонен согласиться с этой идеей. Для него участие в съезде означало, очевидно, примерно то же самое, что держать спиртное в буфете; он считал, что алкоголики должны жить в реальном мире, со всеми его искушениями и западнями.
Анна не хотела соглашаться с этим, но, в конце концов, уступила.
Доктор Боб позже вспоминал, что у него появилась жажда к виски, наряду с жаждой к знаниям, и он начал пить все, что мог достать, сразу, как только сел в поезд, идущий в Атлантик Сити. По приезде он купил несколько кварт по дороге в отель.
Это было в субботу вечером. В понедельник он оставался трезвым вплоть до послеобеденного времени, после чего выпил столько, на сколько мог решиться в баре, а затем пошел в свою комнату, чтобы завершить это дело.
Во вторник Боб начал пить с утра, и к полудню был уже совершенно пьян. «Я не хотел позориться, — рассказывал он, — поэтому я выехал из отеля».
Он направился на вокзал, купив по дороге еще спиртного. Он помнил только, что ему пришлось долгое время ожидать поезда. Он не помнил, как оказался в доме своей медсестры и ее мужа в Куахога Фоллс (город на северо–востоке штата Огайо, южнее Кливленда).
Отключка длилась, конечно, больше 24 часов, потому что прошло пять дней с момента отъезда Боба, прежде чем Билл и Анна узнали о нем от медсестры. По звонку Боба, Анна встретила его на железнодорожной станции в Акроне, как это было описано, «смущенного и неряшливого».
Боб не вполне осознавал происходившее. «Билл приехал и отвез меня домой, и дал мне пару порций виски в тот вечер, и бутылку пива на следующее утро», — вспоминал он.
Однако, как вспоминают Билл и Сью, это был трехдневный период вытрезвления после последнего для доктора Боба, как оказалось, съезда АМА (Американской Медицинской Ассоциации).
«Ты помнишь, как мы с твоей мамой поехали в дом медсестры рано утром, чтобы забрать его? — обращается Билл к Сью. — Мы привезли его домой, и он лег на кровать. Я оставался с ним в той угловой
