развития событий в Неаполе, ждет гонцов, писем из Польши. Нет, довольно! Она сама положит этому конец. Следует послать гонца к кардиналу Караффа или к самому папе, получить согласие на развод Августа. С этого она начнет, а затем…
Торопливые шаги за спиной прервали течение ее мыслей. Она резко повернулась и столкнулась лицом к лицу с незнакомым человеком. Парк, где она гуляла, стерегли стражники, а стоящий перед ней мужчина походил на только что прибывшего гонца, его одежда носила следы долгого путешествия. При виде ее он отскочил в сторону и — спустя какое-то время — преклонил колено.
— Боже! Как ты меня испугал! Кто ты?
— Я прибыл из Неаполя и жду здесь с самого утра…
— Ждешь? Кого?
— Я доставил письмо от кавалера Виллани, племянника его милости бургграфа.
— Только сейчас?! — гневно воскликнула Бона.
Гонец приложил палец к губам, осторожно оглянулся и зашептал:
— Ваше величество, я был здесь уже два раза, но письма всегда забирал новый бургграф. Теперь, когда мой господин знает, что синьор Виллани уехал в Испанию, он приказал передать письмо вам, только в ваши руки. Я побоялся въехать прямо во двор, поэтому оставил своего коня за стеной парка…
— Хорошо. Ты поступил мудро. Оставь письмо под деревом и тотчас уходи. А своему господину скажи, чтобы письма посылал мне только с тобой. Все понял? Прямо в мои руки.
— Хорошо.
— Теперь ступай. Быстро!
Он исчез, растворился за кипарисами. Бона неожиданно легко и проворно сошла с дорожки и, схватив письмо, торопливо сломала печать. Она снова в своей стихии: вокруг что-то происходит, втайне от придворных она принимает гонцов. Кто знает, быть может, скоро ей удастся высылать своих людей в Неаполь, в Рим?
Но захлестнувшая ее волна радости была недолгой и тотчас сменилась диким, безудержным гневом.
Хватаясь за ветви кипариса, она еще раз прочла послание кавалера Виллани.
Он доносил, что, не получив ответа на свои письма и узнав, что его дядя уехал в Испанию, осмелился лично сообщить самой королеве совершенно достоверные сведения: кардинал Караффа в настоящее время находится в Испании у ложа больного Карла, если тот еще жив, поскольку в последнее время в Неаполе кружат слухи, что экс-император почил в бозе. Из канцелярии кардинала до сих пор не отправлено ни одно письмо о расторжении брака, а граф Броккардо и не думал просить кардинала замолвить об этом слово перед папой. Поэтому он считает, что хлопоты о разводе следует возобновить заново. Он спрашивал, кто в Бари получал его письма? Гонец утверждал, что бургграф. Но какой? Он, кавалер Виллани, знает только одного, своего дядю. Поэтому просит разъяснить столь запутанную ситуацию и прислать точные распоряжения.
Значит, Паппакода… перехватывал письма от кавалера Виллани. Так вот почему он не поехал с ней в Россано, сославшись на приступ почечной колики. Ему надо было быть на месте, в Бари, перехватывать письма из Неаполя…
Если она вызовет его, покажет это письмо… Что это даст? Он свалит всю вину на Броккардо, объяснит, что щадил ее, беспокоился о здоровье своей королевы, которой столько лет служит верой и правдой. Марина? Она все передаст своему старому другу. Значит, следует сделать вид, что ничего не произошло, а тем временем направить в Неаполь того, кто сможет узнать, как обстоят дела у графа. Таким человеком может быть только епископ Бари, Муссо… Как это она раньше не подумала о нем! Всегда все важные дела при дворе помогали решать ей епископы Мендзылеский и Кшицкий, а как успешно вел дела при дворе Карла ее посол Ян Дантышек! А кто такой для советников испанского короля Джан Лоренцо Паппакода? Никто. Посредник в денежных делах, казначей Боны Сфорцы Арагонской. Хорошо! Глаз с него не спускать и, как советовал Виллани, все начать сначала.
Смешно, находясь в Италии, почти под боком у Рима, не решить срочных и важных дел.
С прогулки она вернулась умиротворенная, молча выслушала доклад Паппакоды о строительных работах в Россано и попросила отправить гонца к епископу Бари, пригласить его на ужин. Ей скучно, а Муссо наверняка знает больше, чем обитатели замка, о смертельной болезни монаха Каролюса. Быть может, Карл Пятый за это время успел уже покинуть этот мир?
После ужина, на котором присутствовало несколько придворных и бургтраф, она удалилась с епископом в свой кабинет в надежде, что их никто не будет подслушивать, и попросила Муссо поехать с особой миссией в Неаполь.
— Только вы, ваше преосвященство, сможете помочь мне выяснить, как скоро я смогу стать регентшей Неаполитанского королевства? Теперешний наместник тяжело болен…
— Ваше величество, вы верите, что испанский король даст свое согласие на это? — спросил епископ, не скрывая удивления.
— О да, я получила от него заверения, правда, несколько уклончивые, он дал их нам взамен за наше золото.
— Я понятия не имел об этом…
— Об этом никто не знает, кроме моего казначея и графа Броккардо. Вы сможете узнать от него о состоянии здоровья наместника. Будет ли он по-прежнему править в Неаполе после того, как его разбил паралич? Или же король имеет намерение сместить его? Ежели так, то когда? Есть у меня и еще повод просить вас съездить в Неаполь: необходимо узнать, что предпринял кардинал Караффа для расторжения брака моего сына с австрийской принцессой.
— Кардинал не может не считаться с королем Филиппом, а король ведь тоже Габсбург, — заметил Муссо.
— Но испанский, из Мадрида. Он, может, и не знает дочери Фердинанда, — продолжала убеждать Бона.
— Сейчас и у Филиппа, и у Фердинанда одни цели. Кроме того… Едва ли они захотят вновь отдать роду Сфорца Неаполитанское королевство. Не знаю, ваше величество, сумею ли я выполнить оба поручения. Сокровенные желания не всегда исполняются.
— Мои — всегда. Наш сын еще при жизни своего отца стал королем.
Он на минуту призадумался и заключил:
— Хорошо, я поговорю с графом Броккардо и постараюсь узнать, чего добился Караффа от святого отца. Это все. Мое влияние не столь велико, чтобы повлиять на ход событий.
Бона молча кивнула.
— Понимаю. Но сейчас мне необходима ясность. Что-то мне непонятно, в чем-то я сомневаюсь… и поэтому очень рассчитываю на вас… Я должна знать, смогу ли я содействовать разводу сына с его бесплодной женой? Смогу ли отсюда, из Италии, влиять на судьбы людей и государств? Поймите меня, ваше преосвященство, когда-то над моей головой гудел один колокол, но великий, королевский. На что я променяла великолепие дворца? На звон колокольчика в замковой часовне? На крохотное вассальное герцогство? На тихий залив под безоблачным небом? О да, я знаю, что сама хотела этого. Но разве я могла предположить, что мне ни к чему этот отдых? Что я должна, обязана, не могу не оставаться самой собою — Боной Сфорцей Арагонской?
— Ваше величество, осмелюсь заметить, — остановил ее епископ. — Бургграф Паппакода…
— Нет-нет! — перебила его Бона. — Никто, кроме вас, не должен знать, зачем вы едете в Неаполь.
Неужели епископ Бари не может выехать отсюда, когда и куда захочет? О нашем разговоре, ваше преосвященство, никому ни слова!
Епископ молча поклонился, и, хотя королеве показалось, что он ждет еще каких-то объяснений, она больше ничего не добавила к сказанному.
Увы, Виллани в дороге заболел и раньше времени вернулся в Бари. Он не выполнил порученной ему миссии, был нездоров, жаловался на сердце. Поэтому, когда несколько дней спустя Паппакода предложил королеве отправить Виллани в Россано — должен же кто-то присматривать за тамошним замком, — Бона всего лишь спросила:
