– Не торопись осуждать друга, – сказал он примиряюще, хотя похоже было, что он и сам не верит тому, что говорит. – Он ведь мог и в самом деле не узнать тебя. Лицо было сильно обожжено. Он мог сомневаться, приезжать снова и снова, верить и не верить своим глазам и молчать из-за нежелания подавать ложную надежду твоим родным.
– Нет. Он не мог сомневаться, – медленно произнес Ло. – Он знал про татуировку, единственный знал. Это была моя тайна.
Ло говорил теперь короткими фразами, и Дине, которая смотрела ему в лицо не отрываясь, показалось, что на более длинные предложения у него просто не хватает сил. А Антон повторил еще раз, не оставляя себе никакой надежды:
– Он не мог сомневаться. Он просто солгал. Конечно же, он узнал меня.
– А твоя жена? – вдруг опомнилась девушка. Она впервые заговорила о жене Антона, хотя и раньше знала о том, что он был женат. Дина была бледна, голос дрожал; все эти дни она пыталась держаться отстраненно, хотя и по-товарищески, но сейчас нервы ее явно сдали. – Как твоя жена могла не знать о татуировке? Ведь это невозможно!..
Последние слова она почти прокричала, и доктор Сяо, не удержавшись, покачал головой. Он знал, что эта история принесет дочери много горя. Но пророчество оставалось пророчеством, и все еще можно было спасти…
– Она и не могла знать о ней. Мы не жили тогда уже вместе. От меня ей в ту пору нужны были только деньги.
– Вы не жили вместе… – повторила Цзяоцин, точно не веря ему.
– Да. Она ушла от нас, бросила семью – не только меня, но и нашего сына. Светлана только по документам считалась моей женой.
Прошлое опять накрыло Антона волной тревоги. Он вспомнил свое невыносимое одиночество, горечь разочарования в женщине, которую когда-то так любил, а пуще всего – острую жалость к сыну, брошенному матерью. И внезапно на него нахлынули мысли о Костике. Он как будто воочию увидел его перед собой, впервые со страшного дня катастрофы: худенький светловолосый малыш, сбитые коленки вечно в зеленке, любопытные глаза, неожиданные вопросы обо всем на свете…
И громко, уверенно, не обращаясь ни к кому в этой комнате, Антон произнес:
– У меня в Москве остался сын. Ему сейчас, наверное, уже лет десять… Он рос на моих руках. Я очень беспокоился о нем, когда отправлялся в Китай.
Психолог-консультант, повинуясь молчаливому – одними глазами – приказанию профессора, начал что- то быстро строчить в своих бумагах. Дина застыла, глядя прямо перед собой горестным отсутствующим взглядом. А Антона словно прорвало, и он говорил и говорил, вновь погружаясь в темные глубины своей памяти:
– Мальчика зовут Константин Житкевич. Он совсем один, наверняка заброшен и никому не нужен. Моя мать умерла, а отец был болен, лежал в клинике, проходил длительный курс лечения. Жена не любила ребенка. Она могла сдать его в детский дом, могла… все что угодно. Мне надо ехать в Россию. Найти сына. Сейчас, немедленно…
Он говорил так горячо и так сбивчиво, что, кажется, сам уже не понимал, ни где он, ни кто перед ним. Он вспомнил, как заглушал тоску и отчаяние работой, как единственным светлым лучиком в его жизни оставался Костик, как много счастья и радости давал ему этот родной и забавный человечек… Он работал сутками… Но воспоминания о работе давались труднее всего, и Антон отшвырнул их в сторону, как ненужную тряпку. Главное было сейчас – сын. Найти его, спасти его. Ему захотелось остаться одному, чтобы вспомнить все как следует, но старый доктор Сяо не дал ему такой возможности.
– Подожди, сынок, – проговорил он медленно, – не торопись с отъездом; тебе нельзя ехать одному. Наверное, ты непростой человек, раз у тебя такая судьба. И может быть, ты приносишь испытания тем, кто рядом с тобой. Но мы теперь одна семья…
Антон Житкевич молча поклонился по-китайски человеку, который дал ему новую жизнь. Доктор научил его многому, в том числе и кланяться с уважением тем, кто старше и мудрее тебя. Но теперь у него, Антона Житкевича, своя дорога. И он должен идти по ней сам. Вот только Дина…
Он посмотрел ей прямо в глаза, и девушка встретила его взгляд без страха. Весь ее облик будто говорил: «Попробуй только отказаться от моей помощи… Ты еще не знаешь, что такое любовь китайской женщины!» И, вопреки всем бедам и горестям прошлого, вопреки всей неопределенности будущего, ему захотелось улыбнуться ей и принять ее помощь.
– Твой друг отказался от тебя из-за богатства, – тихо продолжал между тем доктор Сяо. – Где-то оно у тебя есть, и тебе нужно вернуть его не ради себя самого, а ради того, чтобы найти сына. Это будет трудный путь, Ло, но ты обретешь в пути новые воспоминания, узнаешь, как жили в это время твои родственники, друзья… Будь осторожен. И не забывай, что в Китае есть люди, которые тебя любят.
Цзяоцин молчала, но глаза ее по-прежнему не отрываясь смотрели на Антона, и грудь вздымалась от волнения и тревоги. Тогда он встал и, подойдя к девушке, взял ее за руку. А когда заговорил, ему показалось, что голос его звучит абсолютно искренне – так оно, впрочем, и было – и абсолютно уверенно – а вот этого в голосе не было ни капельки…
– Я никогда не смогу забыть об этом. Дина, ты мой самый близкий человек – ближе тебя у меня нет никого в целом свете. Я бы хотел взять тебя с собой в Москву, но это невозможно, опасно…
Она рассмеялась звенящим, как хрустальный колокольчик, смехом. Напряжение разом отпустило ее, и все страхи и тревоги вмиг показались мелкими, а грядущее счастье – неизбежным и огромным.
– Мы поедем вдвоем, Ло. Я смогу помогать тебе. Дорога не так трудна, когда по ней идут двое…
Антон изумленно, чуть нехотя покачал головой, но она не дала ему произнести «нет»:
– В конце концов, я твоя сестра, не правда ли? Ты сам не раз называл меня так. Окажи доверие младшей сестре, возьми меня с собой!
Молодой человек неуверенно взглянул на доктора Сяо, и тот, помедлив мгновение, чуть нахмурившись, все же признал:
– Да, это будет разумно. Если вам суждено вместе пройти по жизни, пусть Цзяоцин сопровождает тебя с самого начала нового пути. Вместе вам будет проще справиться со всем этим.
Принять решение о поездке в Россию было легко; значительно сложнее было добиться там всего задуманного. Антон предвидел, что его ждет на родине немало сюрпризов. Чтобы собраться с мыслями, выстроить в голове план действий, он уже на следующее утро отправился в свое любимое место в Пекине – городской парк. Высокое небо какой-то особой, пронзительной голубизны, какое бывает здесь только весной, свежая зелень, вишневые и яблоневые деревья в цвету – все это радовало его глаз, вдохновляло душу, давало надежду на будущее. И он не раз уже лечился здесь от хандры и печали.
Медленно идя по дорожкам парка, Антон слушал пение птиц, вдыхал аромат весеннего города. На открытых лужайках парка жители Пекина имели обыкновение заниматься гимнастикой. Антон наблюдал этих людей круглый год, и поэтому статичность их гимнастических упражнений не удивляла его. Человек застывал, подняв руку или согнутую в колене ногу, повернув весь корпус или задержав голову в определенной позе… И в этой статике накапливалась сила. Так набирает силу пружина, так тигр готовится к прыжку. Так человек отдается покою перед грядущими испытаниями.
Антон смотрел на молодых и старых пекинцев, на мужчин и женщин и думал, что ему тоже нужно собрать все силы перед прыжком в прошлое. Он ощущал, что в России его ждет нечто большее, нежели просто его предыдущая жизнь, – его ждет новое осмысление старых событий. Здесь, в Китае, он как бы начал жизнь заново, с нулевой отметки. Вместе с любовью приемных родителей, с новым языком и традициями этой восточной страны он впитал в себя и знаменитую китайскую стойкость и выносливость. Он стал выдержан и мудр.
Теперь он состоятельный китайский гражданин по имени Ло из рода Сяо. Все, что ему нужно от России, – это забрать у нее отца и сына. Прочее его больше не интересует. Лишившись памяти, он как будто лишился и состояния заброшенности, неприкаянности, одиночества, которые так мучили его в Москве.
Российские визы были получены быстро, уже через несколько недель. Улетая в Москву, Антон имел на руках заграничный паспорт гражданина Китая, который ему выдали на основании документов, добытых доктором Сяо несколько лет назад.
Глава 26
