переманиванием сотрудников российских спецслужб или поощрением перебежчиков, — ответил он. — Как твой друг скажу: не ввязывайся ты в это. Такое дело для профессионалов, коим ты не являешься. Оно может быть опасным. Тебе известен “закон непредвиденных последствий”? Ты не сможешь контролировать ситуацию, одно обстоятельство повлечет за собой другое, и неизвестно, куда тебя занесет. Так что мой тебе совет — поезжай домой и забудь об этой истории.
— А что же будет с Литвиненко? — задал я глупейший вопрос, вспомнив взволнованный голос Саши.
— Это не твоя проблема, — ответил мой друг. — Он — взрослый и знал, во что ввязывался.
— Ну хорошо, а что если он все-таки придет в наше посольство?
— Во-первых, его туда не пустят. Там охрана, Анкара — не Копенгаген. Какие, кстати, у него документы?
— Не знаю.
— Во-вторых, если он все-таки туда проберется, с ним будут говорить консульские работники, задача которых, — он ухмыльнулся, — никого в Америку не пускать.
— Но он все-таки не обычный соискатель гостевой визы, — сказал я.
— Вот если ему удастся это доказать, то с ним, возможно, поговорят — он помедлил, подыскивая подходящее слово, — …другие люди. В принципе, они могут замолвить за него словечко, но это будет зависеть…
— От того, что он может им предложить?
— Соображаешь.
— Понятия не имею, что он может им предложить.
— Ну вот видишь, я же говорю, что ты не профессионал, — улыбнулся мой знакомый, протягивая мне руку на прощание.
Для себя я уже решил, что не последую его совету. Когда-то давно я был диссидентом. Я выбрался из “совка” в 1975 году. Потом мой отец, известный еврейский “отказник”, добивался выездной визы еще одиннадцать лет. Мог ли я отказать человеку, который бежит оттуда?
СЛЕДУЮЩЕЙ ЗАДАЧЕЙ БЫЛО объяснить мои планы дома. Моя жена Светлана была не в восторге от идеи ехать в Турцию, чтобы сдавать беглого русского подполковника в американское посольство.
— Ты сошел с ума, — сказала она. — Тебя турки посадят в тюрьму — как я буду возить туда передачи?
— За что меня сажать в тюрьму?
— Ты даже толком не знаешь этого человека. Может, он бандит, или убийца, или его самого заслали убить Бориса. Потом окажешься виноватым.
— Светлана, ты слышала о презумпции невиновности? Сомнения истолковываются в пользу потерпевшего. А вдруг он не бандит и не убийца. Если его вернут в Россию, ему ведь открутят голову.
— Пусть Борис сам его вывозит. Ты читал “Большую Пайку”? Там все написано. Всех вокруг постреляли, а олигарх как бы и не при чем.
- “Большая пайка” — творческий вымысел, драматизация для праздной публики, чтоб книжку покупали. Кстати, Борис ни о чем меня не просил, кроме совета. Это моя собственная идея — ехать в Турцию.
— Но объясни все-таки, чего ради тебя туда несет?
— Честно говоря, не знаю, просто не могу удержаться. Чувствую, что если не поеду — потом буду жалеть. Неизрасходованный запас авантюризма.
— Тогда я поеду с тобой. Если тебя там застрелят, хочу при этом присутствовать. К тому же я никогда не была в Турции. Борис за билеты заплатит?
ДЛЯ НЕПОСВЯЩЕННЫХ СЕМЬЯ Литвиненко, разместившаяся в небольшом приморском отеле, выглядела типичными курортниками, каких в Анталии десятки тысяч. Подтянутый глава семейства, совершавший утренние пробежки по набережной, его загорелая миловидная жена и озорной шестилетний ребенок не вызывали подозрений у местных жителей, для которых русский турист — источник благополучия и двигатель экономики. К нашему приезду они уже чувствовали себя здесь старожилами.
— Ты знаешь, что он кричит? — объяснил Толик Литвиненко Светлане при звуках полуденной песни муллы, разносимой усилителями с минарета. — Он кричит “Аллах акбар!”, чтобы молились турецкому богу.
Но при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что перегрузки последних месяцев не прошли даром для беглецов. Это было видно и по испытующим взглядам, которыми Саша окидывал каждого нового человека, попадавшего в поле зрения, и по заплаканным глазам Марины, и по непоседливости Толика, постоянно старавшегося привлечь к себе внимание взрослых.
Турция — одна из немногих стран, куда граждане бывшего СССР могут въехать без визы, а вернее, получить визу при въезде, заплатив 30 долларов. Марина и Толик прибыли в Турцию с обычным российским загранпаспортом из Испании, куда попали по турпутевке. Сашин документ был фальшивым: его собственный паспорт забрали при аресте. Он показал мне грузинский паспорт со своей фотографией, только фамилия там стояла другая.
— Где ты его взял? — удивился я.
— Это военная тайна. Как говорится, не имей сто рублей, а имей сто друзей. А еще лучше иметь и то и другое.
— Добротно сделано. А из чего видно, что ты — это ты? Фамилия-то не твоя.
— Вот, — он показал внутренний российский паспорт, водительские права и удостоверение ветерана ФСБ подполковника Литвиненко.
— Скажи, а в Москве уже обнаружили твое отсутствие?
— Да, я звонил — уже неделю как в Конторе переполох, меня ищут.
— Ты звонил отсюда, значит они знают, что ты в Турции.
— Я звонил вот по этому, — он показал глобальную телефонную карточку. — Сигнал идет через центральный компьютер в Лондоне, и его нельзя отследить. Впрочем, не знаю.
— Не надо было звонить.
— Слушай, я должен был сообщить своим старикам, что я в порядке. Я ведь никому не сказал, что уезжаю. И Марина звонила матери, сказала, что в Испании с Толиком. Пропади они пропадом, суки, гонят нас, как зайцев!
Мы с Мариной и Светланой переглянулись. Это был первый эмоциональный срыв за несколько часов, но видно было, каких усилий стоило Саше сохранять спокойствие.
В Анкару из Анталии мы ехали на арендованном автомобиле, не решившись на перелет — сочли, что будет лучше, если фальшивая фамилия Саши не попадет в компьютер авиакомпании. Была безоблачная ночь, и каменистую пустыню освещала полная луна. Мы мчались по пустому шоссе, и Саша рассказывал истории из жизни ментов, чтобы я не уснул за рулем.
В АНКАРЕ, В ОТЕЛЕ “Шератон”, нас ждал Джозеф, маленький дотошный американский адвокат, специалист по правам беженцев. Березовский оплачивал все расходы, так что мне не составило труда уговорить Джозефа заехать на день в Турцию из Европы, где у него были дела. Выслушав Сашу, Джозеф сказал:
— Просить политическое убежище в Америке можно только в том случае, если находишься на территории США. Посольство для этого не годится. Находясь за границей, вы можете обратиться лишь за беженской визой, если сможете доказать, что на родине вас преследуют по религиозной, политической или этнической причине. Однако существует ежегодная квота на беженцев, которая всегда перевыполнена. Поэтому ждать въезда приходится месяцы, а то и годы. А у вас, как я понимаю, нет времени.
— Он правильно понимает, — сказал Саша, выслушав мой перевод.
— В свое время советских диссидентов, да и не только диссидентов — простых невозвращенцев впускали в Америку с ходу, — сказал я.
— Ну, так то была холодная война, — сказал Джозеф. — В принципе существует такая форма въезда
