плечистых мужчин, одетых, как и мы, в деловые костюмы. Чуть позади, с автоматами наперевес, несколько омоновцев в зеленом камуфляже и черных беретах. Не менее пятнадцати пар глаз сейчас наблюдали за нашим неторопливым приближением.
– А не закурить ли нам сигаретку, док? – предложил я, хлопнув парня по спине и облегченно улыбнувшись. – Заслужили, как думаешь?
– Почему нет? – Рома пожал плечами, открыл саквояж, не спеша достал оттуда пачку «Мальборо», где оставалось ровно две сигареты, и одну протянул мне. Вторую взял сам. Когда же док вытащил из кармана сверкнувший в предрассветных лучах солнца пистолет-зажигалку, руки омоновцев машинально сжали автоматы. Я мысленно улыбнулся и, наклонившись к голубому пламени, жадно затянулся ароматным американским табаком.
– Да поставь ты чемоданчик на землю! Постоим, покурим спокойно… – Док ничего не ответил на мое предложение, сделал, как я сказал, и, с трудом сдерживая смех, искоса посмотрел в сторону столпившихся в десяти метрах от нас и искренне недоумевающих сотрудников секретного ведомства и милиционеров в бронежилетах: «Почему эти двое вдруг решили остановиться прямо посередине нейтральной полосы и демонстративно устроить перекур?!» Вероятно, так они и думали. Но молча стояли и ждали целых три минуты, пока мы с доком не соизволили выкинуть и растоптать каблуками «бычки», а затем направиться в их сторону. Когда я поравнялся с двумя сотрудниками ФСБ, один из них тихо кашлянул и холодным металлическим голосом задал первый вопрос:
– Валерий Николаевич Бобров? – Маленькие, чуть прищуренные глазки-пуговицы внимательно изучали мое лицо, словно сравнивая с лежащей во внутреннем кармане пиджака фотографией пятилетней давности.
– Да, это я.
– А ваша фамилия? – заговорил второй «спец», адресовав свой вопрос доку и косясь на зажатый в его руке саквояж.
– Роман Марков. Старший лейтенант медицинской службы. Теперь, вероятно, уже бывший.
– Разберемся, – снова заговорил первый, которого я про себя окрестил подполковником. Потом оказалось – ошибся. Это и был тот самый знакомый Саши Саблина, генерал-майор ФСБ Шестаков, по совместительству приходящийся моему другу тестем. – Оружие имеется?
Мы молча отдали оба «стечкина».
– Поедете с нами, – буркнул, разворачиваясь, второй и жестом приказал омоновцам приступать к выполнению своих обязанностей. Нас быстро обыскали, у дока забрали саквояж с лекарствами, у меня – спутниковый телефон «Нокиа» и приклеенную к груди компактную видеокассету. Деньги и кредитные карточки «голд-виза» оставили. Это был хороший знак, и я несколько приободрился, Значит, не посадят в камеру «для выяснения формальностей», а – как и предупреждал Саблин – сразу отведут к Самому. Только вот кто он, этот Сам?
– Когда мы будем в Москве? – спросил я, ощутив прикоснувшуюся к запястьям холодную сталь и услышав за спиной щелчок закрывающегося замка наручников. «Подполковник» обернулся, внимательно посмотрел мне в лицо, мысленно взвешивая, стоит ли отвечать на вопрос, а потом довольно небрежно сказал:
– Через пять часов. В одиннадцать тридцать вас ждет заместитель директора СБ. Подумайте, о чем будете ему говорить.
Рядом с будкой пограничников стояли две черные «Волги», милицейский «уазик» и бежевый микроавтобус «Латвия». Нас с доком посадили на задние сиденья легковушек, подперли с боков – вероятно, чтобы мы не упали по дороге – двумя плечистыми парнями в черных беретах, и кортеж тронулся в путь. В одной машине со мной ехал генерал Шестаков. Сначала он молча смотрел вперед, на проносящиеся вдоль дороги деревья и выкошенные поля, а потом все-таки не выдержал и обернулся.
– Значит, это вы тогда сбежали из «Золотого ручья» на вертолете, вместе с генералом Крамским? – Глаза Шестакова блестели, словно он только что «засадил» сотку-другую.
– Не сбежал, а выполнял приказание старшего по званию, – мне не очень хотелось отвечать на так бестактно поставленный вопрос, но в душе я уже приготовился к тому, что именно таким образом, а не иначе, со мной и будут обращаться в ближайшие дни. – Я знал, что спасаю секретную информацию, хранящуюся на дискете.
– Которая на поверку оказалась «липовой», так? – Уголки губ генерала несколько растянулись. – Знаю, знаю… И про похороны с посмертным присвоением звания подполковника, и про дом в Юрмале, и еще про кое-что!..
Вероятно, я действительно выглядел удивленным, потому что сидящий напротив меня вполоборота седоволосый сотрудник ФСБ несколько раз медленно кивнул головой, как бы в подтверждение без труда читающегося на лице собеседника немого вопроса.
– Думаете, в бирюльки играем? Не нужно так думать. Мы работаем! Правда, – генерал несколько сморщился, – не всегда так, как хотелось бы. Информации – море, а вот реализовать количество в качество… С этим проблема, – Шестаков вздохнул и отвернулся.
Когда я через некоторое время пожаловался на затекшие руки, мне перестегнули наручники вперед, но все же не сняли. И генерал, и бойцы ОМОНа прекрасно понимали – я не стану делать глупости, если сам попросил о встрече со спецслужбами. Но существовала инструкция. Поэтому всю дорогу до Москвы мне пришлось провести в «браслетах». Я сидел и думал о вскользь сказанных Шестаковым словах насчет дома в Юрмале. Выходит, меня рассекретили уже давно, а я даже не догадывался об этом. Но почему тогда не взяли?
И единственное возможное оправдание, которое пришло мне в голову, было отнюдь не в пользу майора Боброва. Не взяли, потому что не должны были взять! А что, если сейчас меня привезут в один из просторных кабинетов на Лубянке, где я неожиданно встречусь лицом к лицу с самим господином Персиковым, который просто посмеется от души над таким идиотом, как я, а потом… Потом меня либо подведут под «вышку» на «честном» судебном процессе, либо – я просто пополню число сотен тысяч «без вести пропавших» граждан. Как говорил кто-то из моих знакомых: «А счастье было так близко, так возможно»…
Я снова вспомнил про молчащий телефон в Пярну и чуть не завыл от злости и беспомощности. Неужели все зря?! Нет, нет, и еще раз – нет! Такого просто не может быть!
Дорога до Москвы, наполненная для меня всевозможными душевными терзаниями и предположениями, пролетела довольно быстро. За эти несколько часов я столько всего передумал, прокрутив в голове сотни различных вариантов развития ситуации, что в конце концов почувствовал невыносимую головную боль, а глаза, как бывает при длительной работе на компьютере, стали слезиться. Мой мозг уже отказывался снова и снова просчитывать возможные ситуации, но я настойчиво и планомерно продолжал его насиловать. Я просто не мог не думать о том, что ждет меня в самое ближайшее время.
Тем временем мы миновали центральную часть столицы и по небольшой односторонней дороге внедрялись куда-то в глубь старых районов, с построенными еще при царе Горохе домишками. Наконец колонна из двух «Волг», милицейского «уазика» и микроавтобуса свернула в просторный глухой двор и остановилась.
Ребята из ОМОНа вытянули меня из машины и повели к выкрашенной серой краской металлической двери. Затем один из них нажал на расположенный возле нее звонок, и минуты через две нас впустили внутрь. Я сразу же вспомнил «проверку на вшивость», учиненную мне Персиковым. Ни тогда, ни сейчас помещения не отличались особым шармом, а просто и бесстрастно свидетельствовали каждому вошедшему, куда именно занесла его судьба…
Я насчитал не менее восьми камер, пока меня быстро вели вперед по длинному, на удивление ярко освещенному коридору куда-то в его дальний конец. Там оказалась еще одна железная дверь, пройдя через которую мы очутились на уходящей вверх лестнице, совсем не сочетающейся с «прелестями» камерного «отеля», находящегося на первом этаже.
Мы поднялись на третий, последний этаж дома и вошли в еще один коридор, но уже больше напоминающий коридор как минимум государственного министерства, с мягкой и чистой ковровой дорожкой под ногами, одинаковыми, как близнецы, лакированными дверьми и расставленными возле широких окон декоративными пальмами в деревянных кадках. Потом один из бойцов легонько толкнул меня автоматом в
