– Нет, можешь! – отчаянно расплакавшись, сказала Джейн. – Мамочка все время умирает, а потом встает и едет домой!
Сначала Роберт не понял. Потом, наконец, сообразил, что девочка говорит о том, что ее мать «умирает» во время спектаклей, на сцене.
– Радость моя, на этот раз все по-другому. Твоя мама только делает вид, что уходит на небеса. А твой папа ушел туда на самом деле.
Джейн ничего не понимала. Она не поверила Роберту. Ее папа должен был вернуться! Джейн пыталась сказать об этом матери, но Сандра лишь рыдала в ответ. Рыдала, обнимая дочь, крепко прижимая ее к себе – так крепко, что Джейн было больно. А потом, со временем, Джейн поняла правду. Отец ушел навсегда.
Прошел целый год, прежде чем Сандра оправилась от горя и снова вышла на сцену. И критики утверждали, что после пережитой трагедии она стала еще сильнее как актриса. Публика ломилась на ее спектакли. И тот, кто видел Сандру Беркли на сцене, не в силах был забыть ее.
Сандра отказалась послать Джейн в школу и наняла ей учителя. Читать и писать Джейн училась в основном в гримерной матери, или в пустом зрительном зале, или, изредка, в кабинете лондонского дома матери, в Челси. А когда Джейн исполнилось десять, Сандра внезапно заболела и спустя три месяца умерла. Доктора так и не сумели объяснить, что это была за болезнь.
В десять лет Джейн была уже достаточно взрослой и образованной, чтобы понять суть случившегося. Это не было спектаклем. Ее мама умерла и никогда больше не вернется. Роберт и друзья Сандры – актеры, актрисы, музыканты, рабочие сцены – не оставляли девочку. Они горевали вместе с ней, и Джейн чувствовала всеобщую любовь и сочувствие. А Роберт, чтобы отвлечь Джейн от тяжелых мыслей, дал ей первую в ее жизни роль. Она играла мальчика в пьесе «Лекарь». У нее было всего пять реплик, но… она вышла на сцену, изображая кого-то другого, не себя… она стала другим человеком, она играла для тысячи зрителей – и это было самым волнующим событием в ее жизни.
А когда закончился спектакль и Джейн вместе с другими актерами вышла на поклон, аплодисменты вдруг превратились в настоящую бурю. Джейн, сложив руки на груди, как это делали все актеры и актрисы, кланяясь снова и снова. На ее личике появилась улыбка. А сердце ее было готово выпрыгнуть из груди.
Кто-то в зрительном зале закричал:
– Это дочь Ангела! Это девочка Сандры!
Одна из актрис подтолкнула Джейн вперед:
– Поклонись им отдельно, Джейн! Они ждут этого.
И Джейн вдруг обнаружила, что стоит одна перед залом, а все актеры отступили назад, и она кланялась, кланялась… Зрители словно обезумели при виде маленькой голубоглазой блондинки.
– Ангел, Ангел! – кричали они, аплодируя.
И вскоре она стала любимицей лондонских зрителей. Ее называли Ангелом Сандры.
– Джейн, очнись, перестань грезить! Мы приехали!
Теплые воспоминания девушки были прерваны резким голосом Матильды. Джейн почувствовала, что на ее глазах выступили слезы, и осторожно вытерла их. И увидела перед собой огромный темно-серый особняк, выстроенный в неоготическом стиле. Ну, она и ожидала увидеть что-нибудь в этом роде – темное, унылое, даже зловещее, так что ее не постигло разочарование. Единственное, чего не хватало этой картине, так это плюща. Вьющиеся розы и тщательно выровненные лужайки и газоны казались неуместными рядом с гнетущим замком. Джейн оглядела контуры Драгмора с возвышавшимися над крышей башенками и вдруг увидела, что южное крыло дома разрушено огнем. На его месте торчали остатки стен и обгоревший остов башни. Ясно было, что пожарищу уже не один год. Почему крыло не привели в порядок? Было ли это выражением непочтительного отношения к прошлому? Или руины оставили в качестве некоего жуткого напоминания? Джейн вздрогнула, когда карета по извилистому подъездному пути покатила к парадному входу в дом. А потом она увидела его. Он стоял под древним каменным козырьком, выступающим из стены дома, полуобернувшись к подъезжающей карете, высокий, сильный и исполненный угрозы. Джейн он показался похожим на ожившего духа одного из его собственных предков, на неукротимого лорда-язычника, принадлежавшего совсем другому месту и времени.
Властелин Тьмы.
Да, это имя весьма подходило ему.
Говорили, что он убил свою жену.
Глава 3
«Должно быть, это она и есть», – недовольно подумал граф.
Он как раз собирался войти в дом. Но остановился, услышав стук колес приближающегося экипажа, который донесся до него сквозь лай борзых. И тут же его охватило крайнее раздражение. Он быстрым шагом направился в дом, мимо вышедшего дворецкого.
– Встретьте их, – бросил граф сквозь зубы.
– Куда мне следует проводить их, милорд? – вежливо спросил Томас. Дворецкому было за пятьдесят, его седовласая голова начала лысеть; он всегда хранил на лице непроницаемое выражение. Граф иной раз думал, что, выскочи он из дома в набедренной повязке и мокасинах, в полной боевой раскраске команча, старый дворецкий не моргнет и глазом. И Ник испытывал к нему тайную симпатию.
– Откуда мне знать, черт побери! Веди их хоть в конюшню, мне все равно! – Граф пересек мраморный холл, не обращая внимания на то, что оставляет за собой следы грязи и навоза. И начал подниматься по полукруглой лестнице красного дерева.
– Следует ли мне предложить им чай с пышками? – вслед ему прозвучал вопрос Томаса.
– Поджарь им рыбьи головы, которыми кошек кормят! – прорычал в ответ граф.
– Да, сэр, – бесстрастно произнес Томас.
Граф задержался на первой площадке, положив руку на перила и так стиснув их, что суставы его
