Если бы Алисия, следила бы за ними на протяжении всего танца, то поняла бы, что это насмешка — об этом весьма ощутимо «говорила» его нога. Но та лишь горделиво кивнула. А он же, раскланявшись, тут же покинул их, даже не сделав попытки, задержаться подольше и продолжить беседу.
Гейл с некоторой тоской посмотрела ему вослед. Она так и не поняла этого последнего пожатия. Что это было — прощание или безмолвное обещание продолжить «знакомство»?
Никто из присутствующих и не догадывался, что за ослепительной улыбкой Селины Монтегью скрывалось отчаяние.
Эта улыбка так намертво приклеилась к ее лицу, что даже если она и захотела, то попросту не смогла бы перестать улыбаться. Ей стало казаться, что и по окончанию бала она будет улыбаться, и ложась спать, и во сне, и при пробуждении. Что теперь, эта маска лицемерного веселья будет с ней всегда.
И вот пока это лицо улыбалось, восхищая мужчин искрящимся блеском глаз и волнительным румянцем, отчего эти глупцы воображали, что она волнуется из-за кого-то одного из них, пока слышался ее легкий грудной смех и она кидала на кого-нибудь пронзительные взоры — ее душа разрывалась на части.
Стоило ей увидеть его — пожалуй, единственного мужчину в зале, кто был поглощен другой женщиной, а не ней, она в который уже раз задавала себе один и тот же вопрос — ну, почему?!
Зачем Энтони сделал это? Почему он предпочел ей — такой сказочно-красивой, как убеждали ее многие из мужчин, какую-то невзрачную Беатрисс?
Селине хотелось кричать, топать ногами, трясти Энтони как бездушную куклу, пока он не опомнится и наконец, по-настоящему не посмотрит на нее. По-настоящему, заинтересованно, как остальные мужчины — но, он проявлял редкостное безразличие. Его не волновало, что она окружена поклонниками, он не замечал, что большинство его гостей столпились в противоположной от жениха с невестой стороне, что становилось уже и вовсе неприличным. Нет, он не обращал на это никакого внимания, ибо был полностью поглощен своей невестой, которая в своей обычной ироничной манере что-то рассказывала ему, а он ей улыбался. Отнюдь не снисходительно, нет, такой улыбкой он улыбался только лишь ей — Селине, своей же невесте он улыбался по-настоящему.
Ее сердце разрывалось на части, каждый раз когда она видела эту его улыбку. Внутри нее с ужасающей быстротой образовывалась какая-то ледяная пустота, тело застывало и даже малейшее движение давалось ей с трудом — так что она напрочь отказалась от танцев. Она умирала, медленной мучительной агонией, с каждой его улыбкой обращенной не к ней, с каждым взглядом, кинутым на его будущую супругу. Впервые, она испытывала это беспомощное и такое беспощадное чувство, как ревность.
Но помимо этой пустоты, ревности и обиды, в ней довлел страх — страх, что все заметят ее состояние и начнут смеяться. Особенно женщины, которых она никогда не понимала, кроме разве что своей матери и Гейл, с которой выросла вместе.
Как бы смеялись все эти женщины, что сейчас подпирали стены, в ожидании своих мужчин, если бы поняли, что она страдает от ревности. Они бы злорадствовали, припоминая ей, все ее выходки, закатывались бы от хохота в истерике, видя, как она мучается, исподтишка наблюдая за женихом и невестой. А какая-нибудь сердобольная особа еще бы и пожалела ее!
Селина бросила короткий, пренебрежительный взгляд в сторону женщин. Нет, эти гусыни даже и не думают об этом. Но дай им только повод… Оступись она хоть раз и ее навеки заклеймят позором.
Она перевела взгляд на своего мучителя и против воли, выражение ее глаз изменилось. Но тут же вновь стало прежним, заметив рядом с ним его невесту.
Какая же эта глупость — выйти замуж за друга детства! Лорд Энтони Ричфилд, еще будучи несмышленым карапузом рос вместе с малышкой Беатрисс, и их родители еще тогда предвкушали подобный брак, мечтая объединить свои семьи. Состояние к состоянию, родословная к родословной.
При всем этом раскладе, Энтони просто не мог по-настоящему любить Беатрисс. Ведь они выросли вместе, чуть ли не как брат и сестра.
Селина увидела, как помолвленные двинулись в противоположный от нее угол залы, остановились возле кушетки и заговорили с каким-то человеком. Она еще не видела кто это, но заметила, что губы Беатрисс — у нее были тонкие губы, изогнулись слегка насмешливо и она протянула кому-то свою руку.
Селине загородили обзор чьи-то плечи и она слегка отошла в сторону, тут же бросив на владельца этих плечей игривый взгляд, тот вновь что-то заговорил, но она не вслушиваясь, улыбалась ему ничего не значащей улыбкой.
Этот кто-то был Мейдстон — лучший друг Энтони. О них часто говорили, что Мейдстон — был красив как бог, а Ричфилд — как дьявол.
И правда, в облике Энтони было что-то дьявольское. Смуглый, черноволосый, да к тому же с прожигающими насквозь синими глазами. От таких глаз ничего не скроешь — они вытягивают душу, видят самую твою суть и заставляют колотиться бедное женское сердце. Селина, как сейчас помнит тот момент, когда впервые среди множества по щенячьи влюбленных в нее глаз, заметила эти — все понимающие, и слегка насмешливые. Впервые, мужчина смотрел на нее без привычного для нее восхищения, но как ни странно, это не обидело ее, скорее наоборот, заинтересовало. Неприступный лорд прочно запал ей в душу, но как она и не старалась, ему она была безразлична.
Джослин же производил совсем обратное впечатление, но Селина не обманывалась на его счет. Да, казалось, что ему нравиться всеобщее обожание, что он открыт для всех, и любит побеседовать, но это тоже была маска. Селина любила Джослина, но вовсе не той любовью, которую принято понимать под этим словом. Если сталкиваешься с такими мужчинами, как Энтони и Джослин — то необходимо выбрать кого-то одного из них, второго же воспринимать как друга. Иначе нельзя — иначе ты просто сойдешь с ума. Так что половина женского населения Лондона была влюблена в Джослина, половина вздыхала по Энтони.
Как это ни странно, она ведь никогда не была солидарна с остальными женщинами, но сейчас, как и та, вторая половина — оплакивала эту злосчастную помолвку.
Ну, почему, Энтони?! Почему ты все-таки решил жениться?!!!
Нет, он никогда не давал ей повода думать, что между ними может быть что-то кроме дружбы. Скорей, будь она простодушна, этого можно было ожидать от Джослина, но никак не от Энтони.
Да, пару раз он сопровождал ее на прогулках; как и все остальные приглашал на танцы; а иногда, о, это было самым приятным! — случайно столкнувшись с ней на каком-либо рауте, предпочитал вести с ней длинные беседы, игнорируя остальных собеседников, так что она порой даже обманывалась на его счет, воображая того, чего не было. Безусловно, Энтони каждый раз с видимым удовольствием приветствовал ее и всегда был рад их «неожиданным» встречам. Однако, никогда, не при каких обстоятельствах, он не выходил за рамки необременительной дружбы. Даже сейчас — празднуя собственную помолвку, он включил ее в список приглашенных, как давнего друга…
— Кажется, мисс Монтегью, вы совсем не слушаете меня…
Селина вздрогнула, поняв, что смысл сказанной фразы дошел до нее лишь спустя тридцать секунд и ее «собеседник» молча ждет, заметила ли она это или нет.
— Даже не знаю, что и сказать вам на это, Джон. — Селина тут же опустила ресницы, зная, что он воспримет это как смущение и зная, что он залюбуется тем, какие они пушистые, черные, как красиво в их обрамлении смотрятся ее глаза.
— Ты ей наскучил, Реймонд! — засмеялся стоявший рядом другой поклонник. — Даже я устал слушать об этом Шекспире и твои неловкие попытки продекламировать что-нибудь из его пьес.
— А вот вы и ошибаетесь, мистер Хенли, — она намеренно обратилась к Хенли официально, в то время, как Реймонда — ее давнего поклонника, она вот уже как год позволяла себе называть просто по имени. — Мне нравится Шекспир!
— Тогда вы просто не можете отказаться от моего предложения! — Быстро произнес мистер Реймонд, явно обрадованный, что она встала на его защиту и уже успев позабыть, что не далее как минуту назад, она не обращала на него никакого внимания. — «Гамлет» в «Друри-Лейн» на следующей неделе — у меня там абонирована ложа.
— Но вы же понимаете, что я не могу пойти туда с вами одна, без маман и…
— Ну что вы, я имел в виду не только вас, моя очаровательная мисс Монтегью, но и конечно же и миссис Монтегью и мисс Уолден…
Селина опять перестала слушать, зная, что за этим опять последуют перечисления ее достоинств, уверения в уважении к ее матери, Гейл и… О, Боже!!! Неужели это Гейл танцует с Мейдстоном?!
