— С чудесами покончено, — горько сказал Моррис. — Вернемся к делу. Наши сотрудники будут патрулировать подходы к бару, еще несколько человек засядут внутри. Кто именно, вам не скажут, гадайте, если есть охота. Кое-кому из ваших клиентов сегодня дадут от ворот поворот. Если они потребуют объяснений, им посоветуют следить за газетами. Надеюсь, что все это не нанесет большого ущерба вашему бизнесу.
— Напротив, мы на этом еще заработаем. Прославимся ведь. Вы и вчера так делали?
— Делали. Мы не хотели, чтобы бар был набит битком. «Монахам» могли не понравиться охотники за автографами.
— Вот почему зал вчера остался наполовину пуст.
Моррис посмотрел на часы.
— Пора открывать. Все готово?
— Сядьте у стойки, Билл. И ведите себя непринужденно, черт побери!
Луиза пошла включить свет.
Моррис уселся почти в центре. Его большая квадратная рука уцепилась за стойку.
— Еще один джин с тоником. А потом подайте мне тоник без джина.
— Хорошо.
— «Непринужденно»! Как я могу вести себя непринужденно? Фрейзер, мне пришлось сказать президенту Соединенных Штатов Америки, что если он не примет мер, наступит конец света. Мне пришлось лично сказать ему это!
— Он поверил?
— Надеюсь, что да. Он разговаривал так чертовски спокойно и ободрительно, что захотелось вопить и топать ногами. Бог мой, Фрейзер, что произойдет, если мы не сумеем построить пусковой лазер? Попробуем и не сумеем?
Я дал ему классический ответ:
— Глупость всегда заслуживает высшей меры наказания.
Моррис заорал мне в лицо:
— Будьте вы прокляты со своим высокомерием и со своими монстрами-убийцами вместе!..
Секунду спустя он вновь обрел хладнокровие.
— Не обращайте внимания, Фрейзер. Просто вы рассуждаете, как капитан звездолета.
— Как это?
— Как капитан звездолета, способный обратить Солнце в сверхновую. Вы лично здесь ни при чем. В вас говорит таблетка.
Шут его возьми, а ведь он прав! Я сердцем чуял его правоту. Таблетка повлияла на образ моего мышления. Но ведь это аморально взорвать солнце, греющее чужой мир. Или нет? Я не мог больше полагаться на собственные представления о добре и зле!
В бар вошли четверо и заняли один из больших столов. Люди Морриса? Нет, торговцы недвижимостью, решившие обмыть сделку.
— Что-то меня все время тревожило, — признался Моррис. — Много найдется причин, от которых самообладание трещит по швам. Например, приближающийся конец света. И все-таки есть что-то еще, что никак не давало мне покоя.
Я поставил перед ним джин с тоником. Отхлебнув, он продолжал:
— Отлично. И, наконец, я понял, что именно. Понял, когда сидел в телефонной будке и ждал, пока меня по цепочке говорящих улиток не соединят с президентом. Фрейзер, вы учились в колледже?
— Нет, только в школе.
— А между тем вы говорите совсем не как бармен. Вы употребляете сложные выражения.
— Неужели?
— Сплошь и рядом. Вы говорили о «взрывающихся солнцах», но сразу поняли меня, когда я упомянул о сверхновой. Вы говорили о водородной бомбе, но сразу поняли, что такое термоядерная реакция.
— Разумеется.
— У меня сложилось влечатление, вероятно, дурацкое, что вы выучиваете слова, как только я их произношу.
— Parlez — vous Francais? (1)
— Нет, я не знаю иностранных языков.
— Совсем не знаете?
— Нет. Нас в школе этому не учили.
— Je parle un peu. Et toi? (2)
— Merde, Morris, ecoutez. Ох, надо же… (3)
></emphasis
1. Говорите ли вы по-французки?
2. Я говорю немного на этом языке. А ты?
3. Черт возьми, Моррис, говорят же вам… ></emphasis
Он не дал мне ни секунды передышки, а сразу спросил:
— Что означает слово «фанак»?
Опять такое чувство, будто голова замусорена чем попало.
— Может означать все, что угодно. Выпуск любительского журнала, письмо в редакцию, розыгрыш… Моррис, что происходит?
— Усвоенный вами курс лингвистики был гораздо обширнее, чем мы предполагали.
— Верно, черт побери! Я только сейчас, сообразил. Уборщицы из «Тип-Топ» говорили по-немецки, но я их понимал.
— Испанский, французский, «монаший», жаргон поклонников фантастики, техническая терминология… Вы освоили обобщенный курс, обучающий понимать со слуха любой язык. Думаю, это немыслимо без телепатии.
— Без чтения мыслей? Вероятно, да.
За сегодняшний день я не раз с чудовищной точностью определял, что у кого на уме.
— Вы можете читать мои мысли?
— Ну, не совсем. Я улавливаю направление ваших мыслей, но не сами мысли. Моррис, мне отнюдь не улыбается провести остаток дней в одиночке.
— Этот вопрос мы обсудим позже. — «Когда моя позиция станет более выйгрышной», хотел он сказать. «Когда отпадет нужда в том, чтобы бармен помог облапошить» монахов «. — Сейчас важно то, что вы способны читать их мысли. Этот фактор может оказаться решающим.
— А» монахи «, по всей вероятности, способны читать мои мысли. И ваши.
Я предоставил Моррису возможность обдумать мои слова, а сам уставлял напитками принесенный Луизой поднос.
» Длинная ложка» быстро заполнялась людьми. Только двое из них оказались сотрудниками секретной службы.
— Что, по-вашему, приняла вчера Луиза? Ваши профессии мы определили, наконец.
— Есть у меня одно предположение. Но довольно смутное. — Я огляделся. Луиза продолжала принимать заказы. — Скорее, просто догадка. Обещайте, что будете пока держать ее про себя.
— Не говорить Луизе? Разумеется, пока не скажу.
Я смешал четыре коктейля, и Луиза унесла их.
— Мне приходит на ум профессия, — сказал я. — Но ее очень трудно определить в нескольких славах, как профессию переводчика или специалиста по телепортации, или капитана звездолета. Да и почему, собственно, должно существовать столь точное определение? Мы же имеем дело с инопланетянами.
Моррис посасывал свой джин, ожидая, что я скажу дальше.
— Жизнь женщины — продолжал я, — может стать профессией в буквальном смысле слова, чего никак не может произойти с жизнью мужчины. «Домохозяйка»— вот выражение, которое мы ищем, но оно отнюдь не исчерпывает всей полноты понятия….
— «Домохозяйка»? Бросьте мне мозги заправлять!
— И не собирался. Вы просто не способны уловить перемену в Луизе. Вы ведь только вчера
