на аппетит. — Все кончено, и я могу вернуться к своей главной, четвертой профессии.
Она вскинула на меня глаза.
— Бармен. Раз и навсегда, я бармен. Ты выйдешь за бармена.
— Вот и хорошо, — повторила она, успокаиваясь.
Часа через два ее мозг освободится от рабских оков. Она снова станет собой: свободной, независимой, неспособной усидеть на диете и несколько застенчивой. Но розовая таблетка не сотрет ее собственной памяти. Луиза не забудет, что я люблю ее и, надеюсь, все-таки выйдет за меня замуж.
— Придется нам нанять помощника, — сказал я. — И поднять цены. Как только наша история выплывет наружу, от посетителей отбоя не будет.
Луиза думала о своем.
— Когда я уходила, Билл Моррис выглядел из рук вон плохо. Надо бы известить его, чтобы он больше не переживал.
— Ну уж нет. Я хочу, чтобы он боялся. Моррис обязан убедить весь мир в необходимости строительства пускового лазера. Чего доброго, кто-нибудь еще предложит закидать корабль «монахов» бомбами. А этот лазер нужен нам самим.
— Мм… Вкусный кофе. Но зачем нам лазер?
— Чтобы добраться до звезд.
— Пусть об этом печется Моррис. Ты забыл, что ты — бармен? Твоя четвертая профессия…
Я покачал головой.
— Ни ты, ни Моррис не отдаете себе отчета в том, на каком гигантском пространстве торгуют «монахи»и как их мало самих. Сколько тебе приходилось видеть сверхновых за всю свою жизнь? Чертовски мало. В необозримом, бесконечном небе чертовски мало кораблей. Но в нем есть многое, помимо «монахов». Есть многое такое, чего боятся сами «монахи», а, возможно, и такое, о чем они и знать не знают. Корабль «монахов» даст нам жизненную силу и бессмертие. Никакая цена не окажется тут чрезмерной…
— У тебя горят глаза, — выдохнула Луиза. Она выглядела почти загипнотизированной и полностью убежденной. И я понял, что на всю оставшуюся жизнь обречен держать в узде свою тягу к проповедям.
