вскрытых его слугами.
Вот сверкающая хрустальная колонна, внутри которой во всех подробностях воспроизведен сельский пейзаж: зеленый ковер мхов, деревья с ярко-желтой листвой, красные черепичные крыши какого-то красивого, но не известного ему городка. Все было таким живым и реальным. Прикрепленный к колонне свиток гласил, что это дар от деревни Глау, из провинции Телк Самминон в западном Зимроэле. К ней прилагалось богато отделанное шелковым шитьем алое покрывало, изготовленное, как говорилось в свитке, из тонкой пряжи местных водяных червей.
Вот шлем, сверкающий редкими драгоценными камнями разных оттенков, излучающими пульсирующее сияние золотого, бронзового, пурпурного и красного цветов, походившее на прекрасный закат. Вот сверкающий плащ из кобальтово-синих перьев знаменитых огненных жуков Гамаркейма, как говорилось в приложенной записке, гигантских насекомых, похожих на птиц и неуязвимых для пламени. И тот, кто носит такой плащ, тоже станет неуязвимым. А вот пятьдесят драгоценных красных угольных палочек; если их зажечь, они изгонят любую болезнь из тела короналя.
Вот изящный набор маленьких статуэток, с любовью вырезанных из какого-то сияющего, полупрозрачного зеленого камня. Они изображали, как сообщал прикрепленный к ним ярлык, диких животных из округа Карпаш: десяток или более незнакомых и удивительных зверей; хорошо видны были даже мельчайшие детали: мех, рога и когти. Как только дыхание Престимиона согрело их и возродило к жизни, звери начали двигаться, фыркать и гоняться друг за другом внутри коробки. А вот…
Престимион услышал, как скрипнула огромная дверь зала у него за спиной. Кто-то вошел. Ему не дают остаться одному даже здесь.
Деликатное покашливание, приближающиеся шаги.
Он всмотрелся в тень в дальнем конце зала.
К нему приближалась стройная, худощавая фигура.
— А, вот ты где, Престимион! Акбалик сказал мне, что ты здесь. Прячешься от суеты, да?
Элегантный, длинноногий Септах Мелайн, троюродный брат герцога Тидиаса, был несравненным мастером меча и утонченным щеголем, и к тому же другом Престимиона с самого детства. На нем по- прежнему был роскошный церемониальный наряд для коронации: шафранного цвета туника, расшитая золотыми гирляндами цветов и листьев, и котурны, привязанные к ногам золотыми шнурками. Волосы Септаха Мелайна, тоже золотистые и ниспадающие на плечи прихотливо уложенными локонами, придерживали три сверкающие изумрудные заколки. Его короткая остроконечная рыжеватая бородка была аккуратно подстрижена.
Он остановился шагах в десяти от Престимиона и стоял, подбоченясь, изумленно обводя взглядом множество подарков.
— Ну, — наконец произнес он, явно пораженный, — после всех тревог и перипетий, ты все-таки стал короналем, Престимион. И эта груда сокровищ служит тому подтверждением, а?
— Да, свершилось, — ответил Престимион похоронным голосом.
— Какой у тебя кислый тон! — Септах Мелайн озадаченно нахмурился. — Ты — король всей планеты, но не похоже, что ты этим доволен. И это после всего, что мы пережили ради твоего восхождения на трон!
— Доволен? Доволен? — Престимион выдавил из себя смешок. — А чем я должен быть доволен, Септах Мелайн? Скажи мне! — Он внезапно почувствовал странную пульсацию в голове. Что-то в нем пробуждалось, что-то темное, яростное и враждебное, чего он никогда в себе не подозревал. А потом из него безудержно выплеснулся удивительно мощный водопад горечи. — Король планеты, говоришь? Что это означает? Я тебе скажу, Септах Мелайн. Годы и годы тяжелой работы лежат передо мной, пока я не засохну, как старый кусок кожи, а потом, когда старый Конфалюм умрет, я отправлюсь жить в темный, мрачный Лабиринт и уже никогда не увижу дневного света. Я тебя спрашиваю, чем я должен быть доволен? В чем тут удовольствие?
Септах Мелайн смотрел на него в изумлении. Какое-то мгновение он, казалось, не мог произнести ни слова. Такого Престимиона он никогда прежде не видел.
— Ах, что это за мрачное настроение в день коронации, милорд! — в конце концов выдавил он из себя.
Престимион и сам был изумлен своим всплеском ярости и боли. «Это не правильно, — растерянно подумал он. — Я говорю безумные вещи. Я должен что-то предпринять, чтобы сменить тон беседы на более веселый». Он с трудом взял себя в руки и совершенно другим тоном, нарочито неофициально, произнес:
— Не называй меня «милордом», Септах Мелайн. Во всяком случае, наедине. Это звучит так чопорно и холодно. И так подобострастно.
— Но ты же теперь мой повелитель. Я так доблестно сражался, чтобы ты им стал, — свидетельством тому мои шрамы.
— Для тебя я все равно остался Престимионом.
— Да, Престимион. Очень хорошо, Престимион.
Престимион. Как пожелаете, милорд.
— Во имя Высшего Божества, Септах Мелайн! — воскликнул Престимион в ответ на этот шутливый укол и улыбнулся. Но чего еще он мог ожидать от Септаха Мелайна, как не шуточек и насмешек?
Септах Мелайн тоже усмехнулся. Теперь они оба изо всех сил делали вид, что поразительной вспышки Престимиона вовсе не было.
— Что это за штуку ты держишь в руках, Престимион? — спросил он, ленивым, небрежным жестом протягивая руку.
— Это? Ну, это… это… — Престимион заглянул в свиток из темно-желтой кожи, приложенный к подарку — Волшебная палочка, сделанная из рога геймлипарна, так здесь сказано. Она меняет цвет от золотистого до лилово-черного, если ею помахать над отравленной пищей.
— Ты в это веришь?
— По крайней мере, жители Байлемуны верят.
А вот… вот, Септах Мелайн, здесь сказано, что это мантия, связанная из меха с брюха ледяного купрея, который обитает на снежных пиках Гонгара.
— Насколько мне известно, ледяные купреи уничтожены полностью, милорд.
— Жаль, если это так, — сказал Престимион, поглаживая плотную, гладкую ткань. — Мех очень мягкий на ощупь. А здесь, — продолжал он, похлопывая по квадратному тюку, скрепленному затейливыми печатями, — здесь у нас дары откуда-то с юга, полоски чрезвычайно ароматной коры очень редкого дерева квинонча. А эта прекрасная чаша вырезана из виронджимонского жадеита, такого твердого, что полжизни уходит на то, чтобы отшлифовать кусок размером с кулак. А это… — Престимион сражался с полуоткрытым ящиком, из которого высовывалось какое-то сияющее чудо из серебра и сердолика. Казалось, лихорадочно изучая содержимое ящиков, коробок и пакетов, он каким-то образом надеется вытащить себя из того нервного, подавленного состояния, которое и погнало его в это помещение.
Но ему не удалось ввести в заблуждение Септаха Мелайна. И тот уже не мог сохранять притворное равнодушие к недавней вспышке боли Престимиона.
— Престимион?
— Что?
Воин подошел к нему ближе. Худой и длинноногий Септах Мелайн был выше Престимиона, но рядом с широкоплечим короналем казался почти хрупким, хотя впечатление было обманчивым.
— Нет необходимости все мне показывать, милорд, — тихо произнес он.
— Я думал, что тебе интересно.
— Да, до определенных пределов. Но и только. — Септах Мелайн заговорил еще тише:
— Престимион, почему ты незаметно сбежал? Уж конечно, не для того, чтобы поглазеть на подарки. Поклонение вещам никогда не было отличительной чертой твоей натуры.
— Это прекрасные и любопытные вещи, — упрямо возразил Престимион.
— Несомненно. Но сейчас тебе следует переодеваться к вечернему пиру, а не слоняться в одиночестве по этому хранилищу странностей. И произнесенные тобой несколько минут назад необычные слова — это крик боли, горькой жалобы. Я пытался забыть о них — как о некой странной, аберрации этого момента, но они не выходят у меня из головы. Никогда не думал, что услышу от тебя подобные вещи. Ты теперь
