обернулся к Тутанхамону. Мой фараон, ты не знаешь простых людей. Это скоты, не знающие меры ни в чем. Ты им дашь мясо, они потребуют птицу. Ты им дашь птицу, они потребуют рыбу. Наконец они потребуют рабов и рабынь. Это может привести к ослаблению государства. Мой фараон, опасно ублажать народ. Такой подход к черни может нанести непоправимый вред интересом Египта. Простолюдинов надо держать всегда впроголодь, чтобы им едва-едва хватало на существование. Послушай меня, мой фараон, не навлекай ты на себя на беду. Не давай им силы. Они применят её против нас…
Жест фараона заставил его умолкнуть.
— Довольно, Эйе. Завтра двадцать третий день четвертого месяца Половодья. Поедем в Куш, на юбилейный хеб-сед местного царя. Распорядись насчет подарков.
Эйе покорно поклонился.
— Слушаю и повинуюсь, мой фараон.
В зал под нескрываемыми восхищенными взглядами мужчин вошла царица Нефертити, родная мать Анхеспаамон.
Тутанхамон приблизился к ней, поцеловал руку.
— Не подобает повелителю оказывать такое внимание своей теще. Да ещё при посторонних. — Царица улыбнулась — ей льстила услужливость зятя.
Эйе украдкой пожирал её глазами. Стройная царица Нефертити обладала редчайшей внешностью восточной красавицы. Про неё слагали песни даже малограмотные простолюдины.
Тутанхамон подвел царицу к столу, усадил её рядом.
— Ты мать моей супруги, а значит и моя мать. Как идет постройка дворца?
Нефертити потупила взор и, слегка покраснев, нехотя ответила:
— Неважно, повелитель. Тутмос, начальник скульпторов, взял на себя обязанности главного зодчего и куда-то скрылся.
— Куда же? — заинтересовался фараон и, заметив скованность царицы, добавил:
— Все свободны.
Ипи и слуги тотчас удалились. Эйе, однако, несколько задержался.
До завтра, уважаемый Эйе.
Нерешительно потоптавшись на месте, Эйе все же произнес:
— Осмелюсь доложить, мой фараон, что Тутмос никуда не скрылся. Как мне стало известно, он в Куше для того, чтобы тайно обвенчаться с очень красивой рабыней из Финикии.
Нефертити вспыхнула и залилась краской.
— Не может быть, — твердо возразила она.
— Именно так, — Эйе возликовал. Он ненавидел Тутмоса, к которому царица была благосклонна. — Кстати, — он обратился к фараону, — царица Нефертити сама сможет удостовериться в этом, если возжелает завтра с нами выехать в Куш.
— Прекрасная мысль. Смена обстановки — лучшее снадобье от тоски, поддержал фараон.
— Мне надо завершить постройку дома, — бесстрастно заключила царица. А в Куш какими судьбами?
— На хеб-сед. Не поехать нельзя. Он мой должник.
Нефертити шумно перевела дыхание.
— Ох уж эти хеб-седы… Кому они нужны, если народ знает, что умерщвление старого царя — всего- навсего обман?
Тутанхамон согласно кивнул.
— Да, матушка. Жизнь мельчает изо дня в день. Настоящий хеб-сед справляли наши предки. И справляли справедливо, ибо старый фараон действительно не вправе управлять государством.
Эйе насупился и жестко бросил:
— Старый лев все равно остается львом.
— Дряхлым и никому не нужным, — не глядя на него, презрительно перебила царица. — А потому и завистливым.
— Так ты поедешь, царица? — спросил фараон.
Нефертити ответила не сразу. Она вспомнила мужа, который всегда твердил, что не доживет до своего праздника. Боги отвернулись от меня, потому что я отвернулся от них, говорил он тогда.
— Мой муж не дожил до своего хеб-седы. А посмотреть этот праздник мне бы хотелось. Только не следует из моей поездки делать какие-то выводы, она смерила Эйе уничтожающим взглядом. — Пойду приготовлюсь, — добавила она и направилась к выходу. Но, увидев торопливо входящую дочь, остановилась.
— Мама, а я тебя ищу.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Нефертити, целуя благоухающие волосы дочери.
— Уже не болит, будто ничего не было, — пропела Анхеспаамон, прижимаясь к матери.
Эйе сделал шаг и поклонился.
— Мой фараон, позволь мне удалиться.
— Иди, Эйе, иди. Не забудь про подарки. Да, постой. Утром я подготовлю указ, а ты мне собери глашатаев.
— Какой указ? — спросила Анхеспаамон, усаживаясь и притягивая к себе мать.
— Невиданный в истории Египта и земли, — с вызовом воскликнул Эйе.
Тутанхамон помрачнел. Похоже, этот старый сановник злоупотребляет его благосклонностью.
— Мне виднее, дорогой Эйе. Ты свободен, — раздраженно проговорил он и отвернулся.
Эйе попятился к выходу.
— Поход на Палестину? — спросила Нефертити, выпив прохладительного напитка.
— Нет, моя царица. Вопрос внутригосударственного значения.
Анхеспаамон звонко рассмеялась.
— Как смешно. Не о моде ли идет речь?
— Ладно, иду собираться, — вздохнула царица и поднялась.
Тутанхамон подошел ближе к жене, затем в нерешительности посмотрел на царицу.
— Представляете? Мои поданные питаются овощными супами и бульонами. У них нет мяса, только кости. И я решил исправить положение.
— Каким образом? — полюбопытствовала юная жена.
— Кости нам, мясо простолюдинам.
Нефертити подскочила как ужаленная.
— Что же, вдове можно и отдельный дом, и кости… Ей все можно, — со смешанным чувством горечи и разочарования процедила она.
Анхеспаамон бросилась на выручку.
— Ты не права, мама. Он повелитель, ему виднее.
Фараон заметно огорчился. Не находя себе места, он принялся взволнованно ходить по залу.
— Стараюсь, стараюсь, а меня не понимают, — сокрушался он, — делаю все, чтоб царица Нефертити не чувствовала себя одинокой.
— Не обижайся, милый. Маме тяжело после кончины нашего зятя Сменхкара. После смерти отца Сменхкар, как тебе известно, продолжал его политику. Богохульническую, как теперь называют. А отца вообще уже зовут еретиком.
— Спокойной ночи, — бросила Нефертити и поспешно удалилась.
Дождавшись её ухода, Тутанхамон подошел к жене и неожиданно присел.
— Сокровище ты мое. Скажи ей как-нибудь при случае, чтоб не вмешивалась в мои дела. Я очень люблю и уважаю её, но в делах государственных мне никто не должен мешать.
За пять лет супружеской жизни Анхеспаамон никогда не видела мужа таким раздраженным. Несколько растерявшись, она попыталась его утешить.
— Успокойся, успокойся, мой любимый.
Бывает состояние души, когда успокаивающий больше раскаляет, чем умиротворяет.
Тутанхамон был неудержим.
— Я призван руководить народом, а не объедать его. Хотя бы ради человеческой справедливости.
