Эйе сидел в своей комнате и уже несколько часов подсчитывал прибыль в государственную казну. Таблички с цифрами порядком надоели ему, но он упрямо работал. Лазурита и бирюзы явно было меньше, чем за прошлый месяц. Оливкового масла, смолы и жира Куш недодал на сей раз тоже.
Он призадумался.
Если так пойдет и дальше, фараон учредит новый поход. Скорее, на Сирию. Золото и серебро в казне катастрофически тает, не принося ощутимой прибыли. Следовательно, оседает в народном кармане. Немху зажрались царской милостью, позволяют себе что угодно. Участились даже случаи купли и продажи рабов и рабынь. Рабовладельцы в крайнем отчаянии — с ними начинают конкуренцию. В храмы теперь уже, редко заглядывают даже уэбы. И во всем этом виноват новый указ фараона, — подумал он и поднял голову.
В дверях стоял темнокожий слуга, вероятно эфиопского происхождения. Эйе кивком подозвал его. Слуга тотчас подскочил и поклонился.
— Найди мне Упнефера, начальника слуг, — последовал приказ.
Слуга повиновался.
Эйе снова уткнулся в таблички, но вскоре почувствовал, что работать не в состоянии. Ненависть, внезапно всплывшая в воспаленном сознании, стала угрожающе нарастать. Она была направлена только против одного человека, волею которого Египет, думал Эйе, придет в упадок. Новая реформа Тутанхамона грозила преобразованиями, которые несомненно подрывали авторитет власть имущих и неуклонно вели к экономическому спаду в стране. Нужны походы, думал Эйе, и чем больше, тем лучше. Поубавится мужчин, поубавятся силы, нам противостоящие.
— Мой господин, я к твоим услугам.
Эйе вскинул глаза. Перед ним стоял Упнефер, худенький стройный юноша с впалыми щеками, весь внешний облик которого излучал стремление выполнить любое порученное ему дело.
Глава жрецов невольно усмехнулся. Такие, как Упнефер, без зазрения совести могут взойти по трупам на вершину славы. В данном случае именно такой и устраивал.
— Ты можешь сесть, Упнефер, — Эйе встал и, принялся в раздумье расхаживать по комнате.
— Как ты себя чувствуешь, мой мальчик?
Упнефер чуть не прослезился от умиления. Второй человек Египта интересуется его здоровьем.
— Да будешь ты цел, невредим, жив и здоров, — воскликнул он, — я в себе чувствую силу быка.
— Хвала всемогущему. Эйе внезапно остановился и поглядел на него в упор. — Ты уже выполнил указание фараона? — строго вдруг спросил он.
Упнефер на мгновение растерялся, затем, быстро сообразил, о чем идет речь, утвердительно затряс головой.
— Да, мой господин. Брат Тутмоса уже введен в хонты. Я ещё вчера разослал глашатаев.
Эйе промолчал, затем подошел к этому ревностному служителю и усадил его рядом с собой.
— Ты молод, тебе надо расти, — вкрадчиво начал он, зорко следя за выражением лица собеседника. — Я поговорю с повелителем. В Южном Оне нам нужен человек. Как ты на это смотришь?
Упнефер залился краской, глаза его заблестели каким-то неестественным светом. Уже вообразил себя правителем этого города, подумал Эйе. Подчиненный вдруг порывисто встал и плюхнулся на колени, целуя ноги верховному.
— Встань, встань. Я знал, что ты меня очень любишь и готов выполнить любое мое поручение.
— Ты только прикажи! — с пафосом вскричал Упнефер.
— Сядь. — Эйе вдруг нахмурился и испытующе поглядел на начальника слуг. — То, что я сейчас попрошу, должно оставаться в строжайшей тайне. Ты понял?
— Понял, мой господин. — Упнефер мгновенно избавился от иллюзий.
— Как зовут эту рабыню?
— Финикийку? — почти сразу догадался начальник слуг.
— Да.
— Истерим, мой господин.
— Истерим?
— Да, мой господин.
— Красивое имя. Ты должен привести её сюда. Но так, чтобы никто не знал. А тем более Тутмос и его брат. Сможешь?
— Нет ничего легче, мой господин. Когда?
— Чем быстрее, тем лучше. А теперь ступай.
Упнефер покорно повиновался и вышел.
Эйе достал костяные четки и принялся перебирать их.
Всем утру нос, невесело подумал он, вспоминая Тутмоса и Нефертити, сладко что-то друг другу нашептывавших, как два влюбленных голубка, там, в Куше. Ты меня опередил, Тутмос. Ну что ж, попробую отыграться.
Царица Нефертити с детских лет привлекала внимание верховного жреца. Выходя замуж за Эхнатона, который благодаря жене стал фараоном, Нефертити, как положено девицам знатного происхождения, всплакнула, уткнувшись в грудь Эйе. Этот плач Эйе будет вспоминать потом долгие годы. Пользуясь положением старшего, жена которого всю жизнь обхаживала будущую царицу, Эйе поцеловал её в лоб, мгновенно ощутив запах незабываемый благовоний, исходивших от царицы. Эйе хорошо помнил это день. Он тогда сделал шаг назад, боясь в порыве молниеносно охватившей его страсти сделать непоправимое.
А стройная голубоглазая женщина вызывала вдохновение придворных поэтом. Ей посвящали стихи, оды. Ее образ пытались запечатлеть художники и скульпторы. Странно, но этот нечестивец Эхнатон никогда и ни к кому её не ревновал, хоть и был настоящим уродом. Казалось, он даже не замечает свою жену, любящую его самоотверженно. Парадокс. Красавица любит урода, а он занят политикой. Свержением культа старых богов и возвеличиванием новых. Тьфу!
Впрочем, Эйе никогда не завидовал Эхнатону. Аменхотепа IV он просто боялся. В этом не было ничего предосудительного, так как его боялись все, даже жена, его безумно любившая, и все шесть родившихся потом девочек. Три умерли ещё в детстве — их забрала чума, свирепствовавшая тогда в обоих Египтах.
Нефертити! Эйе все время думал о ней, иссыхая долгие годы в безысходной пламенной страсти. Десять лет своей жизни он принес бы в жертву всемогущественному Ра за одну ночь с этой неземной красавицей.
Вспомнив Тутмоса, он вновь налился ненавистью. Надо будет как-то очернить их в глазах фараона, отомстив одновременно и Тутмосу, и Нефертити, отвергнувшей его, Эйе, и Тутанхамону, везде и всюду унижающему его.
Вошел темнокожий слуга и доложил об Упнефере.
— Пусть войдет, — распорядился Эйе и сел за рабочий стол.
Исполнительный Упнефер бесшумно юркнул в комнату, держа за руку испуганную смуглолицую рабыню.
— Эйе недовольно поднял брови.
— Истерим? — коротко спросил он.
Рабыня утвердительно кивнула, со страхом следя за каждым движением всесильного сановника.
— Ты свободен, Упнефер, — безразлично сказал он.
Упнефер почтительно склонил голову и попятился к выходу.
— Сядь, красавица. Кто твой хозяин?
— Гончарный дел мастер, господин, — залепетала та.
— Как его зовут?
— Собекмос.
— Сколько он заплатил за тебя?
— Я не знаю, — доверительно ответила рабыня, чувствуя, что сюда её привели по какому-то другому поводу.
Эйе вновь встал и принялся расхаживать по комнате, производя впечатление глубоко задумавшегося человека, занятого исключительно государственными интересами. Исподволь он разглядывал молодую рабыню, похожую на не сорванный пока цветок. Рабыня сидела на коленях, отчего тонкое белое полотно её одежды причудливо облегало крутые до восхищения бедра.
