Что ж, дело житейское. Поэт учил сыновей и воспитывал дочерей на своем поэтическом уровне, не достижимом для семьи колхозного ревизора, кормившего четырех человек, но, тем не менее, никогда не бравшего взяток (окончив ревизию, он говорил, что коровник построен из меньшего количества кирпичей, чем указано в бумагах, и если к концу рабочего дня ему не доведется увидеть из окна конторы недостающее сложенным в штабель, то 'дело ваше'). И мама Мария совершила демарш, возможно импульсивный.
Я запомнил случай с Романом, потому что меня тогда впервые использовали, то есть вынудили сделать то, что я сам по себе никогда бы не сделал.
Что вынудили сделать?
Вынудили надругаться над человеком, таким же, как я, человеком. До этого мне и в голову не приходило, что ближнего можно оскорбить предумышленно.
Но не тогда я стал таким, или начал становиться таким – иначе этот случай, скорее всего, не запомнился бы. А он запомнился, он въелся в меня, и, может быть, именно с тех пор я не терплю травли. Пусть за дело, пусть за длинные уши или серый цвет, но травли. Все должно решаться один на один. Свора не может быть правой. Почему? Да я был в ней! Я травил, я плевался. И восторгался тем, что я, маленький и слабый, травлю большого и сильного – это отвратительно.
Когда Роман скрылся с глаз, я увидел происшедшее со стороны и подумал: 'Почему он позволил нам так поступить?! Почему не пошел на нас, решительно сжав кулаки? Почему не поступил с нами так, как поступила со мной Ева, дочь проститутки? Значит, считал, что мы правы? И он оплеван по справедливости?'
Если бы Роман, сжав кулаки, пошел на нас, я бы никогда в жизни никому не позволил бы себя оплевывать. А он не сжал, и я стал хуже, и потом в меня плевали, и если плебей, тогда во мне поселившийся, считал, что оплеван по делу, то я уходил, понурив голову.
Значит, все же, тогда я стал таким. Стал достойным плевка.
Я стал становиться таким, плюнув в человека.
Нет. Тогда во мне образовался гнойничок.
Андрей этого случая не помнит.
Почему дед никого не сажал? Потому что сидел сам.
Я посидел, обозревая корешки книг, стоявших над компьютером. Усмотрел книжки, сделанные из романов 'Иностранной литературы'. Вытащил одну, раскрыл и улыбнулся, увидев послесловие к повести Макса Фриша 'Человек появляется в эпоху голоцена'. Почитал:
– ... помогает (Фришу) ... честность и острота, с которой он фиксирует ... конкретные черты рядовых граждан, заброшенных... и находящихся во власти страшного феномена, именуемого отчуждением, живущих под постоянной и непонятной, вернее, непонятой угрозой;
– Макс Фриш ... проводит эксперимент ... стараясь тщательно проследить те черты 'доисторического' которые могут проявиться в сознании и судьбе среднего исторического человека;
– Селение, отрезанное дождями, становится моделью современного мира, над которым нависла угроза 'голоцена';
– Все поступки господина Гайзера – это некая пародия на 'бытие, как деяние', цепь смешных и бессмысленных попыток удержать ту видимость порядка, 'образа жизни' и 'образа мысли', которых на самом-то деле нет.
Какая чушь... Пора спать.
Я стал отключать компьютер. Когда выскочило окно 'Завершение работы Windows', вспомнился господин Гайзер, приклеивающий к стене вырезки из книг. Может приклеить что-нибудь к экрану? Например, несколько мгновений из прожитой жизни?
Мною прочитано около 5000 книг. Однако большинство из них было издано в советское время. И потому я чувствую себя более чем дилетантом, особенно в философии, и каждая новая книга обновляет это чувство, и я начинаю сожалеть, что образование мое не было систематическим. Если бы им кто-нибудь занимался, то для 'бытия, как деяния' хватило бы и 1000 книг.
Чем больше я узнаю, чем больше понимаю, тем меньше меня понимают люди, и тем больше мною овладевает одиночество. Да, я много знаю. В детстве я прочитал, что где-то в океане есть остров, населенный одними кошками, потом в мою память через книги проникли знания аналогичной значимости. Есть в ней, конечно, и сведения, необходимые в повседневной жизни. Но для их получения не нужно было читать 5000 книг. Читать, конечно, нужно. Хотя бы потому, чтобы не разучиться читать ценники и вывески. Но тогда, может быть, стоит обойтись одной книгой? Той, которую читают или с которой знакомы большинство окружающих меня людей? Я имею в виду Библию. Если бы я читал ее одну, я не был бы одинок, я бы знал лишь то, что знают другие, и был бы счастлив...
Заснуть не смог.
