становится богом, но мне не нравится, когда презирают слабых, и смеются над тем, кто не может себя защитить. Мне нет дела до Энраса, но я хочу знать. Жизнь моей матери и моя… Это глупо если не знаешь, из-за чего… Если ты позволишь, я съезжу в Рансалу, когда минуют трудные дни.
— Ты волен ехать, куда захочешь, но в Рансале нет людей.
— Кто-то да есть! — сказал Торкас нетерпеливо. — Я возьму с собой пятерых и вернусь до начала Суши.
— Не загадывай, — устало ответил Вастас. — И не вздумай заглядывать в Ланнеран. Там тебя сразу сделают богом.
5. РАНСАЛА
На третье утро они оторвались от гор и рысью поехали между холмами.
Ещё не началась сушь и не спалила траву. Короткая серая шестёрка на спинах холмов и серая даль, и тяжёлая тишина. Как тускл и безрадостен мир и как безлюден! И в этом пустующем мире мы ещё убиваем друг друга?
Два дня в безопасности опустевшего края — и начали попадаться пустые селенья. Не разорённые — просто люди ушли, когда в последнем колодце иссякла вода. Они старались держаться подальше: в пустых домах обычно селится нечисть. Опасные порождения Великой Суши, которым почти не нужна вода. И всё равно эти твари напали ночью, хоть мы и разбили лагерь вдали от домов. Колючие, безглазые, чёрные твари, они прорывались сквозь пламя и тучу стрел. Людей защитили плащи и кольчуги, но искусанный дорм околел к утру.
А к середине дня, в самую духоту, они увидели, наконец, башни Рансалы. На сером выжженном берегу, над серой гладью бывшего моря она возникла, словно из сна, весёлым лёгким скопищем башен. И так не хватало за ними моря…
Безлюдье и зной, лишь звенит тишина, но гладки и прочны стены Рансалы, закрыты окованные ворота — Торкас сроду не видел столько железа, сколько было на створах огромных ворот.
Он поднял рог и протрубил сигнал: «Я — путник, я прошу приюта», — и звук без эха сгинул в темноте. Тайд осторожно тронул за плечо, и Торкас поглядел ему в глаза. Он знал: придут и отворят. Его здесь ждала судьба.
Пришли и отворили. Огромный человек, немного выше Торкаса и много шире в плечах. И тёмное широкое лицо, которое ничто не прикрывает, так странно, так тревожно знакомо…
— Я — Торкас из рода Вастасов прошу у тебя приюта для себя и своих людей.
— А я Даггар из рода Ранасов, седьмой брат по старшинству, изгнанный из рода. Коль тебя это не страшит, добро пожаловать в мои руины!
Весёлый зычный голос — прогремел и тоже сгинул без эха.
— Спасибо, — сдержанно ответил Торкас. Даггар посторонился. Они проехали сквозь мрак прохода в огромный гулкий двор.
Величье даже в запустенье. Я думал: замок Вастасов величав, а тут я понял: он убог и тесен.
Даггар направил нас к громадине крытых стойл. Здесь были сотни дормов, а теперь лишь наши.
— Вода есть, — сказал Даггар, — мы, Ранасы, умеем добывать воду из камня. Вот с кормом худо — мы скотины не держим.
— Ты тут не один?
— Со мной жена и трое слуг — те, кто меня не оставил.
— Корм у нас есть, а вода кончается.
Даггар усмехнулся. Умно и насмешливо он усмехнулся, отошёл от дверей сдвинул огромный камень. Нам бы не сдвинуть его втроём. В тёмной скважине тускло блеснула вода.
— Подземное хранилище?
— Да, — лениво ответил Даггар. — Ночи прохладны, а море, — слава богам! — ещё не совсем пересохло.
Для Торкаса не было смысла в этих словах, но что-то в нём знало, что это значит, и он стиснул зубы, досадуя на себя. Нельзя быть тем, и другим. Или я — или…
Дом, в который привёл их Даггар, был прекрасен и величав. Огромные гулкие комнаты, роспись на стенах — весёлая зелень, счастливая синева, ликующий мир, которого не бывает. И Торкас подумал: а если бывает? А если таким и должен быть мир?
Тускнеет под слоем пыли богатая мебель: роскошные ложи, златотканые покрывала, тяжёлые кресла, украшенные резьбой. Даггар хохотнул — бесшабашно и горько.
— Когда бегут, чтоб жить, берут то, что надо для жизни. А этот хлам… ну, что же, он сгорит вместе с нами.
Привёл их в богатый покой, где было с десяток лож, и сказал воинам Торкаса:
— Отдыхайте. Вам принесут поесть. — И Торкасу: — А ты, господин Вастас, окажи мне честь, раздели со мной трапезу.
И опять они шли среди роскоши и запустения.
— Ты сказал — седьмой брат, — спросил Торкас. — Сколько же вас — братьев?
— Мы все одного колена. Отцы и матери у нас разные. Ты ведь сын Энраса? Он был третий по старшинству.
— Я приёмный сын Вастаса, — ответил Торкас, и Даггар без улыбки взглянул на него.
— Ты прав, что держишься Вастов, здесь живым доли нет. Но пока мы одни, позволь считать тебя родичем.
— Куда мы идём? — спросил Торкас — чтобы что-то сказать.
— К моей жене, — ответил Даггар. — У Ранасов женщины носят оружие и не сидят взаперти. Майда будет рада тебя повидать.
Он распахнул тяжёлую дверь; новый покой, ещё роскошнее прежних потому, что убрано и опрятно, и высокая женщина поднялась им на встречу. И, увидев её, Торкас молча отвёл глаза, потому что он понял, за что Даггара изгнали из рода.
Это было одно лицо, у Даггара грубее и шире, у Майды — нежнее и уже, но оно повторялось каждой чертой, каждым взглядом и каждым движеньем.
— Что? — спросил Даггар. — Осудил?
— Я не судья вам, — ответил Торкас. — Я вошёл в твой дом, значит, принял твой грех.
— А? — сказал Даггар. — Каково благородство! Оставь нам наш грех, дурачок, раз он нам в радость!
— Сын Энраса, — сказала Майда, — нам не надо прощения, но я хочу, чтобы ты нас понимал. Мы с Даггаром родились в один час…
Взгляды их встретились, словно сплелись пальцы, и улыбка отразилась в улыбке.
— Мы с ней одно, — сказал Даггар. — Знаем наперёд каждую мысль и каждое слово. Знаешь ты, что это — когда тебя всегда понимают?
Он промолчал. Не мог сказать «нет» и не хотел говорить «да».
— Неужели я должен отдать свою Майду другому — который никогда её не поймёт и не полюбит, как я? И взять себе женщину, что не будет меня понимать? Они ушли, чтобы жить, — сказал он со странной улыбкой, — а нас оставили умирать, но — как видишь — мы ещё живы, и это совсем не плохая жизнь.
— Это ваше дело, а не моё, — ответил Торкас. — Я в вашем доме и почитаю вас как родичей и как хозяев.
— Мы рады тебе как родичу и как гостю, — сказала Майда и отступила назад. — Раздели с нами трапезу, хоть она не слишком богата.
И они втроём уселись за стол.
После обеда он навестил своих: как их угостили? Воины спали, Тайд угрюмо сидел за столом и поглядел на него с тревогой.
— Богатый дом, — сказал ему Торкас, — но Такема лучше. Там жизнь. Вас накормили?
— Да, господин, — ответил Тайд и улыбнулся, но тревога осталась в его глазах.
— Отдыхай, — сказал Торкас и ушёл.
Он долго бродил по дворцу. Наткнулся на лестницу и поднялся в башню. Здесь было жарко и пахло тленом. Сквозь узкую прорезь окна он смотрел в горящую даль, где когда-то синело море, а теперь только
