дым от него несло на ослепительно белую Гостиницу…

Потом были месяцы борьбы врачей за восстановление его психики…

…И была Тьма. Вечная Тьма, которая была Все. Потом появилось Тепло. Оно шло отовсюду. Его хотелось больше и больше. Тогда появилось Движение. Оно шло изнутри.

Двигаться было трудно, приходилось искать щели между холодными твердыми препятствиями и протискиваться между ними, задыхаясь и обдирая тело… Но Тепло звало к себе, и противиться его зову было невозможно…

Корешки впитывали влагу из скудной каменистой почвы, и она делала побеги упругими и гибкими, отчего они могли огибать препятствия, а иногда даже раздвигать их.

Через какое-то время корни Растения достигли мягкой, изумительно нежной почвы непередаваемо прекрасного вкуса. И тело стало набирать массу.

Потом появился Свет: сладчайший хаос энергий опьянял и переполнял тело.

Однажды на нем появились листики. Серебристо-зеленые маленькие листики. Они жадно потянулись к теплу и свету, наполняя тело силой и энергией.

А как-то утром на стеблях появились бутоны, к полудню один из них расцвел и был чем-то похож на маленького человечка в белой рубахе под темно-синим костюмом. Человечек смотрел на мир ровно до следующего полудня, когда расцветал другой, а прежний опадал, тая в себе семя и накопленную красоту мира. И это было прекрасно.

Наступило время, когда Растение добралось до горной речки, весело звеневшей меж скал, и тело его, напоенное живительной влагой, стало могучим. Чувства обострились и Растение вдруг услышало, как Река говорит ему:

…И сказочно было нездешним мое одеянье — То ль феи прелестной, то ль юной русалки достойно… Я шла к тебе так, как к прощенью идут от прощанья — Грустя от Разлуки, но Встречу приемля спокойно. Из брызг водопада, из слез, из тумана дыханья Казалось сплетенным вкруг тела живого свеченье. И Вечное Знанье во взоре, и жажда Свиданья, Как Вечной Реки от истока до устья теченье…

Сквозь струи водопада проступило лицо и чуть наметился силуэт.

— Кто ты? — прошелестело Растение листиками.

— Я — Река… Утолите извечную жажду живительной влагой. Я — Река… Погрузитесь душою в упругую свежесть теченья… Я — Река… Я — забвенье и память… Любви изначальное благо… Я — Река… Я — начало… Я — вечность… Я — жизнь… Я — конец… Я — мгновенье…

И тут из водопада выдвинулся женский торс в белом халате, на рассыпавшихся волосах женщины поблескивали брызги.

Потом он разглядел белый потолок над ее головой и светильник на нем… Окно…

— Где я? — прошептал он.

— В больнице, — ответила она.

— Кто ты?

— Женщина… Поэтесса… Река…

Потом прибежали врачи.

Еще через месяц он осознал, что сотворил с миром, и исчез из больницы. Не мог видеть людей. Не мог вынести их взглядов.

Ушел в горы. Пытался найти то место, где был Растением со странными цветками-человечками. Отыскал небольшую пещерку в живописно-диком ущелье. Оборудоывал ее для жилья. Возделал поле, где посадил семена и клубни, прихваченные из Города. Питаясь, тем временем, дарами леса.

На склонах он искал Растение, а в себе Тишину. Ни того, ни другого не было.

Мессия и Мессир, воскреснув, продолжали в нем вековечный спор за право обладания его телом, хотя по отдельности уже не существовали. Попытки уничтожить друг друга прекратились еще в больнице под наблюдением искуснейших психокорректоров, но духовного единства не возникало — несовместимы Растение и Лава, его пожирающая…

А Отшельник в своих странных снах-воспоминаниях ощущал себя то Вулканом, то Растением. Поэтому он стремился к Тишине, где не было бы ни рокота Вулкана, ни жажды жизни Растения. К Тишине, которая есть Музыка Сфер.

Он искал ее, лежа на камнях и погружаясь немигающим взглядом в звездную глубину. И однажды на треугольном лоскуте неба, вырезанном лезвиями гор, появилось женское лицо, нарисованное звездами на черном холсте. Ему показалось, что бесконечно давно он видел это лицо…

Он не пытался идентифицировать его, боясь нарушить краткий миг Тишины — просто любовался им и любил. Любовь же наполнила Тишину грустью, от которой в глазах затуманилось и видение исчезло.

— Мама… — прошептал Мессия.

— Любимая, — затосковал Мессир.

А тело забилось в рыданиях…

Через год одиночества Отшельник ощутил желание и способность мыслить, понял, что психика его достаточно крепка, чтобы выдержать суд разума. Он чувствовал, что только этот суд может либо вернуть его к жизни среди людей, либо вынудить покинуть мир. И тогда он начал разговаривать сам с собой. То молча, то вслух, то записывал на диктофон, который тоже взял из Города.

Так началась его знаменитая «Исповедь дважды распятого Бога», не законченная и по сей день, и которая, в конце концов, после нескольких лет отшельничества вернула его в мир людей.

«Исповедь», принесшая ему новое имя — Философ.

Это был нескончаемый диалог Мессии и Мессира о жизни, иногда прерываемый «голосами вселенной», которые в своей отшельнической Тишине научился слышать Философ. В той Тишине, куда он не допускал даже бита информации о человечестве. Это оказалось не так уж и трудно. Надо было только настроиться на те частотные каналы, по которым шел вселенский обмен информацией, чтобы услышать, что растения шепчут звездам, а звезды вещают планетам, что ручьи журчат скалам, а горы скрежещут долинам. И главное: что все они имеют сказать человеку…

«Бог умер! — по-ницшевски увещевал Мессия. — Воскресни, Человек! Отряхни его прах с души своей!..

— Из грязи — в князи и обратно, — хихикал Мессир. — Путеводитель раба!..

— Зачем ты пришел в этот мир, Мессия?

Вы читаете Гостиница
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×