покачнулся и упал. Остальных я полоснул тремя короткими очередями. Потеряв офицера и трех солдат, оставшиеся от группы опрометью бросились бежать и укрылись в ближайшей канаве.
— Ребята, к дамбе! — крикнул я.
Мы стрелой бросились туда, где земляной вал терялся во тьме. Замешательство и растерянность атакующих длились не больше минуты. Но мы успели добежать до места, которое не освещалось огнем горевших вагонов, и сразу же залегли. Опомнившись, немцы открыли огонь из автоматов и пулеметов. Но для нас этот огонь сейчас не был страшен, поскольку мы находились в канаве, которая проходила вдоль дамбы. Пули свистели выше нас и в стороне. Мы не отвечали немцам огнем, а они не решались сунуться в темноту.
Едва успев отдышаться, мы увидели, как немцы, постреливая в сторону дамбы, приближались к ней. Они поняли, что на самом разъезде уже нет наших, а поэтому вели себя смелее. Собирались группами, о чем-то советовались и показывали в сторону дамбы. Мы прекрасно видели немцев, поскольку весь разъезд хорошо освещался горящими вагонами. Где находились мы, немцы не знали. Вероятнее всего, они думали: те, кому пришлось оторваться, не задержались на дамбе. Мы приготовились было перейти на тот берег, но немцы решили прочесать дамбу огнем. Нам ничего не оставалось, как принять бой. Заняв хорошие позиции в углублениях и колдобинах на дамбе, мы поджидали врагов. Преимущество наше состояло в том, что немцы, освещенные пожаром, были словно на ладони, по ним можно было вести прицельный огонь, а мы спрятаны тьмой. Я предложил бойцу с двумя автоматами один отдать снайперу и поделиться дисками, а всем, кто имел гранаты, подготовить их к бою на случай, если немцы пойдут в атаку.
Едва только фашисты подошли к нам метров на 70, мы открыли огонь. Это для немцев оказалось настолько неожиданным, что они сразу же бросились назад и, добежав до вагонов, спрятались в тех кустах, где я около часа назад пытался разобраться в происходящей на разъезде суматохе. Поскольку другого случая оторваться от немцев не предвиделось, мы бегом бросились по дамбе на тот берег пруда. Правее дамбы слышались пулеметные очереди. Я понял, что над теми, кто обороняется там, нависла опасность. Немцы могут по плотине выйти им в тыл. Я приказал своим спутникам занять оборону на конце дамбы, а сам отправился выяснить, какое подразделение ведет бой и какова его задача. Метрах в двухстах от дамбы занял оборону пулеметный взвод во главе с младшим лейтенантом Борисовым. Оборона перегораживала узкую полоску в сотню метров между рекой и болотом. Борисов был удивлен, что сзади него находилась дамба, по которой немцы могут выйти в тыл. Взвод попал на этот берег по мосту, находившемуся в двух километрах ниже дамбы. О перестрелке на разъезде пулеметчики тоже ничего не знали, ибо сами вели бой с наступающими немцами.
— Давай-ка, сержант, веди меня к этой дамбе. Там надо оборону наладить, а то и в самом деле в капкан попадем, — потащил меня за рукав Борисов.
Я подвел его к месту, где заняли оборону трое бойцов. Борисов в помощь нашим направил бойца с ручным пулеметом и попросил своих поделиться с ним дисками. Пулеметчики выделили для ручного два полных диска и по паре дисков на автомат.
Взвод Борисова отбил еще три атаки. На дамбе было спокойно, потому что немцы, по-видимому, не знали, какими силами располагали здесь мы, и ждали утра. Посмотрев на часы со светящимся циферблатом, Борисов сказал своему помощнику, что взвод выполнил задачу. За это время батальон оторвался от противника не менее чем на десять километров.
— Пора рвать когти и нам. Аввакумов, снимай свой заслон. Пойдем вместе напрямую через болото. Надо использовать темноту, — сказал Борисов.
Сам первый с шестом направился налево в топь. Не прошло и пяти минут, в том месте, где взвод держал оборону, началась бешеная стрельба из немецких автоматов и пулеметов. Нам не известно, что там произошло. Вероятнее всего, немцы атаковали оборону взвода и, не обнаружив противника, начали обстрел по сторонам. Но это нас мало тревожило, мы знали, что в болото сейчас они не сунутся да к тому же, наверное, до рассвета не узнают, в каком направлении ушел взвод. Через полтора часа мы вышли на сухую лужайку. Подумали, что это уже берег. Но, осмотревшись, поняли, что это лишь островок в болоте.
— Привал на двадцать минут. Можно закурить, — скомандовал Борисов и сам повалился на спину, раскинув руки. Минут через пять он поднялся. Приказал утопить пулемет, у которого пробит кожух, а первому и второму номерам, освободившимся от этого груза, приказал в походе подменять тех, кто нес на носилках раненого сержанта. Затем, сверив свое местонахождение по звездам и компасу, лейтенант снова повел нас по болоту.
Уже начало светать. Впереди, чуть левее направления, по которому мы шли, раздалось петушиное пение. У нас, измотанных переходом по болоту, появились надежда и силы. Взвод, если им можно считать 11 бойцов и нас, четверых, что выбрались из разъезда, прибавил шаг. И так же неожиданно, как пение петуха, лес и болото оборвались. Мы вышли на берег, который полого уходил вверх, и там виднелись строения, колодец. Это был не то хутор, не то окраина деревни. В предрассветных сумерках трудно понять.
Борисов приказал мне и двум бойцам разведать, куда же мы вышли и где наши. Я взял ручной пулемет. Лейтенант предложил мне залечь за забором, откуда хорошо просматривалась дорога, ведущая к хутору. Как нам удалось разглядеть, под прицел отсюда можно взять все здешние строения. Лейтенант и бойцы подошли к колодцу. Хотели набрать воду, но не оказалось бадьи.
К изгороди подошла женщина.
— Почему сняты цепь и бадья в колодце? — спросил Борисов.
Женщина угодливо ответила, что хозяин все поснимал, чтобы этим не воспользовались захватчики. А сейчас его нет дома. Вернется только вечером. Она же ничем помочь не может.
Выслушав ее, лейтенант выругался и махнул рукой сержанту, который был с оставшимися на берегу болота. Ребята, связав ремни и прицепив к одному концу котелок, набрали во фляги воды и напились. Меня лейтенант послал разведать, куда ведет дорога с хутора. Примерно метрах в пятистах от колодца дорога выходила на проселок, с которого был свороток под прямым углом, полузаросший травой. Лейтенант Борисов, поразмыслив, решил идти этой дорогой. Я ему пытался доказать, что наш полк проходил проселком. Именно на нем остались свежие следы техники. Лейтенант сказал, что самый прямой путь — нехоженый.
— Хорошо, вы идите проселком, а взвод пойдет дорогой. Посмотрим, кто раньше догонит полк, — сказал Борисов.
Я с тремя бойцами, с которыми встретился на разъезде, пошел по большаку. Мы познакомились и узнали многое друг о друге. Трое моих спутников оказались бойцами первого взвода шестой роты второго батальона. Задача взвода состояла в том, чтобы не допустить немцев к разъезду через мост, дать возможность первому и второму батальонам отойти через дамбу. Поэтому же мосту прошел и взвод Борисова, в задачу которого входило оборонять полосу между рекой и болотом. Полк сравнительно быстро прошел через разъезд. Взводу предстояло сняться с места через полчаса, как пройдет дамбу последнее подразделение полка. Все шло по намеченному. Но на машинах к мосту подъехала группа гитлеровцев. Преодолеть им мост на машине взвод не дал. Прямо на мосту гранатами были подорваны и сожжены две автомашины, которые преградили путь другим. Когда начался бой, было еще светло. Немцы, видимо, по рации связались со своими минометчиками и довольно грамотно корректировали огонь. Так что уже в первые минуты боя взвод понес большие потеря и отошел от моста к разъезду. Раздобыв плавсредства, немцы переправились через реку и стали наступать, оттесняя взвод к месту, где скопились вагоны. Боясь зацепить своих, вражеские минометчики прекратили огонь, и в это время сюда подоспел я.
Мы медленно шли по проселочной дороге. Ночной переход, усталость и ночной бой сказывались и на нас, молодых бойцах. Казалось, час-другой, и мы обессилим. Шли мы, не соблюдая той осторожности, с которой подбирались к хутору. Вокруг стояла гнетущая и усыпляющая тишина, мы слышали только похрустывание размятого гусеницами песка под ногами.
Вдруг сзади послышался шум моторов. Это словно встряхнуло нас. Я с товарищами стремительно бросился вправо, к опушке, в густой кустарник, и мы залегли. Шум приближался, и метрах в пятистах мы увидели, как из леса выехали четыре танка — наши «тридцатьчетверки». Мы вышли из укрытия и на всякий случай помахали в надежде, что танкисты возьмут нас.
Первый танк остановился, за ним другие, и из открытого люка высунулся по пояс танкист. Из расстегнутого комбинезона виднелась гимнастерка с одной шпалой на петлице.
