гаража велосипед, чтобы отправиться на обычную тренировку, но обнаружил, что не могу сидеть в седле. Всю дистанцию я проехал стоя на педалях. Вернувшись домой, я, превозмогая смущение, снова набрал номер Паркера.
— Рик, у меня что-то с яичком, — сказал я.
Оно распухло, и я даже в седле сидеть не могу.
Рик воспринял мои слова очень серьезно.
— Тебе нужно немедленно пройти обследование.
Он настоял на том, чтобы я показался специалисту в тот же день. Закончив разговор со мной, Рик тут лее позвонил Джиму Ривсу, известному на весь Остин урологу. Как только Рик объяснил мои симптомы, Ривс заявил, что я должен немедленно ехать к нему. Он будет ждать. Перезвонив мне, Рик сказал, что доктор Ривс подозревает у меня не более чем перекручивание яичка, но я все-таки должен поехать провериться. Если я откажусь, то рискую потерять яичко.
Я принял душ, переоделся, взял ключи и сел за руль своего «Porsche». Забавно, но я и сейчас помню, во что был тогда одет: в брюки цвета хаки и темно-зеленую рубашку.
Офис Ривса располагался в самом центре города, в ничем не примечательном кирпичном здании поликлиники близ кампуса университета штата Техас.
Ривс оказался пожилым джентльменом с раскатистым голосом, который, казалось, доносился из глубины колодца, и типичной для докторов манерой относиться ко всем проблемам с видимым спокойствием — хотя его явно встревожило то, что он обнаружил в процессе обследования.
Яичко мое было втрое больше нормальных размеров, стало твердым, и каждое прикосновение к нему отдавалось болью. Ривс сделал какие-то записи, а потом сказал: — Ситуация подозрительная. Для пущей уверенности вам следует сделать УЗИ. Кабинет находится через дорогу.
Я оделся и вышел на улицу. Лаборатория ультразвукового исследования находилась в таком же кирпичном здании на противоположной стороне улицы, что было совсем недалеко от основного корпуса, но я решил подъехать туда на машине. Внутри оказался ряд кабинетов и помещений, битком набитых разного рода медицинским оборудованием. В одном из этих кабинетов мне предложили лечь на стол.
Лаборантка поднесла ко мне инструмент, похожий на стержень, передающий изображение на экран. Я полагал, что это займет пару минут. Просто рутинная проверка — для пущей уверенности, как сказал доктор.
Прошел час, а я все еще лежал на столе. Лаборантка, казалось, исследовала каждый сантиметр моего тела. Я лежал безмолвно, стараясь подавить нарастающую тревогу. Почему так долго? Неужели она что- нибудь нашла?
Наконец она отложила свой стержень и, не говоря ни слова, покинула кабинет.
— Подождите, — сказал я ей вслед, — эй!
«Вот тебе и «простая формальность», — подумалось мне.
Вскоре лаборантка вернулась с мужчиной, которого я видел в кабинете перед началом исследования. Это был главный радиолог. Взяв инструмент, он начал осматривать меня сам. Это продолжалось в полном молчании еще 15 минут. Почему же так долго?
— Ладно, одевайтесь и выходите в коридор, — произнес он наконец.
Я торопливо оделся и вышел из кабинета. Радиолог ждал меня за дверью.
— Нужно еще сделать рентгеноскопию грудной клетки, — сказал он.
Я удивленно уставился на него:
— Зачем?
— Доктор Ривс попросил.
Зачем им осматривать мою грудную клетку? У меня там ничего не болит. И я отправился в очередной кабинет, где снова разделся и где уже другая лаборантка сделала мне рентген.
Я был уже не на шутку зол и напуган. Одевшись, я вышел в коридор и снова наткнулся на главного радиолога.
— Послушайте, — обратился я к нему. — Что происходит? Это никакие назовешь обычной процедурой.
— Вам нужно поговорить с доктором Ривсом, — уклонился он от ответа.
— Нет. Я хочу знать, что происходит.
— Видите ли, я не хочу говорить за доктора
Ривса, но похоже, что он проверяет вас на онкологию.
Я застыл.
— О черт, — вырвалось у меня.
— Вы должны отнести снимки доктору Ривсу.
Он ждет вас в своем кабинете.
Меня охватило леденящее чувство страха, и я, вытащив из кармана сотовый телефон, набрал номер Рика.
— Рик, тут творится что-то непонятное, а мне
всего не говорят.
— Лэнс, я сам точно не знаю, что происходит, но ты должен поговорить с доктором Ривсом. Может, у него и встретимся?
— Хорошо.
Я подождал в приемной, пока готовили мои рентгеновские снимки, и наконец радиолог вышел и вручил мне большой коричневый конверт. «Доктор Ривс ждет вас», — сказал он. Я не отрываясь смотрел на конверт. «Там моя грудная клетка», — сообразил я.
Дело плохо. Я сел в машину и снова бросил взгляд на конверт с рентгеновскими снимками.
Офис Ривса был всего в двухстах метрах, но чувство было такое, что он намного дальше. В двух километрах. А может, в двадцати.
Когда я припарковался, уже стемнело и рабочий день явно закончился. «Если доктор Ривс до сих пор ждал меня, тому должна быть серьезная причина, — думал я. — А причина в том, что я, похоже, влип».
По дороге в кабинет Ривса я обратил внимание, что здание совершенно опустело. Все ушли. Был уже вечер.
Приехал Рик, и вид его был довольно мрачным. Я сел в кресло, а доктор Ривс в это время вскрыл конверт и извлек снимки. Рентгеновский снимок подобен фотонегативу: аномалии на нем выделяются белым. То, что черное, — это хорошо, это означает, что органы чистые. Черное хорошо. Белое — плохо.
Доктор Ривс прикрепил мои снимки к специальному экрану с подсветкой.
Моя грудь выглядела на рентгене как снежный буран.
— Да, ситуация серьезная, — сказал наконецдоктор Ривс.
— Похоже на тестикулярный рак с обширными метастазами до самых легких.
У меня рак.
— Вы уверены? — спросил я.
— Совершено уверен, — сказал Ривс.
Мне двадцать пять. Откуда у меня рак?
— Может, мне проконсультироваться у кого-нибудь еще? — сказал я.
— Разумеется, — ответил Ривс.-
Вы имеете полное право сделать это. Но должен сказать, что в диагнозе я не сомневаюсь. Я запланировал для
вас на завтра на семь утра операцию по удалению яичка.
У меня рак, и он добрался до легких. После этого доктор Ривс рассказал о болезни подробнее: рак яичек — редкое заболевание; в США ежегодно фиксируют лишь 7000 случаев. Эта болезнь поражает чаще всего мужчин в возрасте от 18 до 25 лет и благодаря достижениям химиотерапии считается среди онкологических заболеваний наиболее излечимым, но главное здесь — своевременные диагностика и хирургическое вмешательство. Доктор Ривс был совершенно уверен, что у меня рак. Вопрос лишь в том, насколько широко он распространился. Ривс предложил мне обратиться к Дадли Юману, известному остинскому онкологу. Но надо было торопиться: каждый день на счету. Доктор Ривс, наконец, закончил, но я не мог вымолвить ни слова.
