исследователей, подрыв и дискредитацию знаний, на кощунственные выпады против аксиом и нас — Аксиома бесконечно благого. Посему повелеваем дальнейшее изучение агрегата прекратить, неудачную конструкцию эту размонтировать завтра на рассвете и отдельные блоки уничтожить за непригодностью для использования. Знать — хорошо, узнавать — лучше, рассуждать — очень плохо. Дважды два — четыре. Три больше двух!»
И от всей жизни осталась одна ночь — единственная.
Меня почему-то еще в молодости интересовало, как я поведу себя, как вообще люди ведут себя перед лицом неизбежной смерти. Хотелось бы, чтобы меня предупредили заранее: осталось полгода, или три месяца, или три недели. Мне казалось, что эти недели я проживу по-особенному, напряженно и .значительно, дорожа каждой минутой.
И вот мой срок отмерен и взвешен, надежды нет никакой. Скафандр спрятан, без него не убежишь. Уповать на выручку, на прибытие звездожителей? Но я сам запутал их, поменяв Калинлин на роковую планету Кароп. Не там меня ищут. За месяц не смогли разыскать, едва ли явятся именно сегодня. Только в кино спасение приходит в последнюю минуту. Тюремщиков уговаривать? Но они ушли.
Остается одно: дела привести в порядок. Что я не успел на этом свете? Что у меня ценного в голове? Немного. Впечатления о планете Кароп, где не ступала нога человека. Значит, надо написать отчет.
И я уселся писать отчет. Ктот самый, который вы читаете. Начиная с того дня, когда я сидел над каталогом планет:
«Ць, Цью, Цьялалли, Чачача…»
Я писал неторопливо, отсеивал факты, старательно подбирал слова, хотел последнее дело сделать добросовестно. Исписал целую тетрадь и устал смертельно; закончив, с удовольствием вытянулся в постели. И заснул. А что? Приговоренные к смерти не спят в последнюю ночь?
И сразу же, так мне показалось, стук в дверь. Смерть!
Три непреклонных квадратных лба — А, В и С.
— Пришли за тобой, — говорит А.
— Сопротивляться будешь? — спрашивает В.
С молча протягивает скафандр.
— У людей есть обычай, — говорю я, — приговоренному к смерти перед казнью исполняют желание. Одно. У меня есть желание: вот эту тетрадь положите в ракету. В ту, на которой я прибыл.
— Прочти, — требуют машины.
Я читаю, даже с излишней медлительностью — время тяну. Наслаждаюсь минутами жизни: так приятно смотреть на буквы, воздух набирать в грудь, слова произносить. И все равно теплится надежда: вдруг именно сейчас звездожители высаживаются на Кароп, громят подданных Аксиома, спешат на выручку.
К концу замедляю темп. Но все кончается, даже моя история.
— Скафандр надень, — напоминает С.
Мелькает мысль: застегивать ли скафандр? Зачем тянуть? Выйду из шлюза, и разом смерть. Но нелепая непутевая надежда пересиливает. ще час, еще полчаса. Вдруг в этот момент мои друзья уже возьмут штурмом дворец Аксиома?
Красно-черной, траурной выглядит сегодня планета. В траурных декорациях еду я верхом на голове у С.
Угольное, шоколадное, багровое, охристое, карминовое, вишневое…-какое наслаждение различать оттенки, называть их!
Меня несут куда-то далеко, прочь от завода и дворца, по долине, потом по глубокому ущелью в кромешной тьме. Несут долго. Но я не возражаю. Все, что осталось мне в жизни, — это ехать на стальной макушке, смотреть и дышать.
Опять мы выходим из черноты на красное. Что-то знакомое в этой долине. Как будто бы я был здесь. Ну конечно, был. Я тут совершил посадку. Вот и ракета. Стоит свечкой, как полагается.
Зачем меня принесли сюда? Видимо, выполняют обещание, тетрадку положат в ракету. А что, если — разгорается искорка надежды, — если я покажу, куда класть, а сам включу ракету? В космосе как-нибудь справлюсь с этими тремя чушками. Человек всегда победит чугунные сейфы. Последнее желание! Ха-ха!
Шагаем прямо к ракете. Остановились. С, наклонив голову, стряхивает меня наземь.
— Прощай, — говорит он.
— Прощай, — вторят А и В.
Не понимаю. Смотрю на их квадратные, ничего не выражающие лица, на матовые, алые от солнца глаза.
— Вы что? Вы отпускаете меня?
— Знать — хорошо, узнавать — лучше, — говорит В. — От тебя мы узнали, что за горизонтом страна Иначе. Кто уходит на восток, приходит с запада. Твой мир полон неожиданных открытий, он богаче аксиом. Ты не подрываешь знания, ты их продолжаешь и множишь. Аксиом ошибается. Ошибаться — плохо! сли посылка неверна, неверен и вывод. Мы решили, что тебя не надо размонтировать.
Один прыжок, и я у ракеты. Вцепился в поручни.
— Ребята, спасибо… Ребята, прощайте… А вас не размонтируют? (Слабенький укол совести.)
— Мы приняли меры. Когда ты читал, мы транслировали твой отчет по радио. Все восьминулевые за нас.
— Прощайте, прощайте, дорогие, — взбираюсь по лестнице, набираю шифр на замке…
— Прощай! — кричат автоматы. — Узнавать — хорошо! Рассуждать — здорово!
Дверь тамбура открылась, зияет за спиной. Спасен я, спасен! Оборачиваюсь в последний раз, чтобы глянуть на Кароп.
— Счастливого пути, рассуждающий! — кричат машины. — Много нулей тебе! Дважды два — четыре!
— Около четырех! — поправляю я.
И друзья мои металлические повторяют торжественно:
— Дважды два — около четырех! Около!
