Гуревич Георгий
Восьминулевые
…Ць, Цью, Цьялалли, Чачача, Чбебе, Чбуси, Чгедегда…
Гурман, изучающий ресторанное меню, кокетка на выставке мод, книголюб в сокровищнице букиниста, ребенок в магазине игрушек в слабой степени ощущают то, что я чувствовал, произнося эти названия — реестр планет, предложенных мне для посещения. Любая — на выбор.
Так организован туризм у звездожителей, в их шаровом скоплении. И конечно, я там буду первый гость с Земли, первый космический корреспондент. И вот получил разрешение, вожу глазами по прейскуранту планет, а киберсправочник чирикающим своим голоском дает пояснения:
— Шафилэ. Желтое небо. Суши нет. Две разумные расы — подводная и крылатая. Три солнца, два цветных и одно тусклое. Ночи синие, красные и фиолетовые вперемежку. Изредка черные. Шафтхитхи. Зеленое небо. Форма жизни электромагнитная. Миражи, копирующие вашу внешность. Шаххах. Горячие трясины. ярко-белые камыши…
Все-то он знает, этот кибер. Чирикающая энциклопедия.
…Кав, Казу, Калинлин, Кароп…
— Кароп хочу, — сказал я.
Почему я выбрал именно эту планету? Только из-за названия. Я знал, что «роп» означает «четыре», К-А — просто буквы в алфавите. Ка-роп — четвертая планета невыразительного солнца, обозначенного буквами К-А. Но все вместе звучало похоже на «вропа». Не мог же я не побывать на той космической вропе, ничего не рассказать о ней землянам-землякам.
— Небо безвоздушное, черно-звездное, — прочирикал мой кибер-эрудит.-Солнце красное, класса М. Температура грунта 20-30 градусов выше абсолютного нуля. (Надеюсь, не надо пояснять, что я перевожу тамошние меры на земные.) Залежи германия. Заброшенный завод устаревших машин типа «Дважды два». Персонал эвакуирован. Собственной жизни нет. Интереса для посещения не представляет, опасность представляет. Автоматы-разведчики с планеты не возвращаются по невыясненным причинам. Рекомендую соседнее небесное тело в той же системе — Калинлин. Небо красное. Гигантские поющие цветы, мелодичными звуками привлекающие птиц-опылителей. Симфонии лугов, баллады лужаек. Все композиторы летают вдохновляться.
Хозяевам виднее. Я не стал спорить.
— Даешь поющие цветы, — сказал я. — Закажи мне рейс.
В учебниках астрономии принято писать, что звезды в шаровом расположены кучно, но «кучность» эта относительная. Все-таки от звезды до звезды не меньше светового года, такие расстояния реактивный двигатель не берет. И хотя тамошние корабли похожи на наши ракеты внешне, летают они на другом принципе. Стартуют, как и наши, вертикально, но потом как-то ввинчиваются в пространство. И ощущение при этом такое, как будто тебя берут за ноги, за шею и выжимают, как мокрое белье, выкручивают, все суставы выворачивают, из каждой клеточки выдавливают сок. Сначала крутят в одну сторону, Потом в обратную — вывинчивают. И в результате, выжатый, измочаленный, задыхающийся, ты оказываешься в другой солнечной системе. Вот тебе солнце КА спектрального класса М. Вот планеты — певучая Калинлин рядом, а поодаль — Кароп, нестоящая.
Не завернуть ли туда все-таки? Ведь дома меня обязательно спросят, что это за вропа такая в дальнем космосе.
Сказано — сделано. Даю задание на перерасчет. Идет обычный спуск с перегрузкой. Терплю. Раньше меня выкручивали, теперь сплющивают. Рев. Толчок. И ватная тишина. Я на чужой планете.
Нет, я не пожалел, что завернул на эту вропу, хотя она совсем не была похожа на нашу. Голая, скалистая, совершенно безжизненная планета. Сила тяжести здесь была достаточная, чтобы удержать атмосферу, но далекое солнце КА присылало слишком мало тепла, и воздух замерз, превратился в лужи, дымящиеся, как проруби в морозный день. В красном свете КА дымка эта казалась красноватой, в лужах играли кровавые блики, скалы переливались всеми оттенками пурпурного, багрового, алого, малинового, кирпичного, вишневого, фиолетового, красно-бурого. Тени были тоже бурые, или шоколадные, или цвета запекшейся крови, а в глубине — бархатно-черные или темно-зеленые почему-то. Дали просвечивали сквозь красноватый туман, напоминающий зарево пожара, вершины были как догорающие угли, а утесы, вонзившиеся в небо, — словно замершие языки пламени. И над всем этим окаменевшим пожаром висело слабосильное малиновое солнце, висело на черном небе, не гася звездного бисера, не стирая узоров мелких созвездий шарового.
Наверное, с час я любовался, этим этюдом в красных тонах. Искал в почве гранаты, в клюквенных лужах собирал горсти рубинов. Увы, трезвый свет электрического фонаря превращал рубины в обломки кварца. Потом я заметил целый букет каменных цветов. Полез проверять, что это — друза горного хрусталя или нечто неизвестное? И такая неосторожность: нарушил основную заповедь космонавта: «Один на незнакомой планете — не удаляйся от своего корабля!»
Единственное оправдание: планету-то считали безжизненной.
А когда я спрыгнул со скалы с обломком кристалла под мышкой (все-таки это был обычный горный хрусталь), между мной и ракетой стояли три тумбы.
Нет, я не испугался. Это были стандартные рабочие киберы, с ячеистыми фотоглазами под довольно узким лбом-памятью и с четырьмя ногами, прикрепленными на кривошипах на уровне висков. Звездожители считают эту схему наиболее рациональной. С опущенными плечами машины могут ходить, с поднятыми — работать стоя. А на узком лбу я разглядел стандартный знак: квадрат с двумя черточками слева и двумя снизу: дважды два — четыре.
Ах да, здесь же был завод программных машин марки «Дважды два — четыре». Мне говорили перед отлетом.
— Гвгвгвгвгвгв…
Каждый владелец магнитофона знает этот свистящий щебет, звук разматывающейся ленты, чиликанье проскакивающих слов. Стало быть, машина не только самодвижущаяся, но и разговаривающая. Только разговаривала слишком быстро.
Я провел рукой направо и вниз, показывая, что темп надо снизить. Видимо, машина знала этот жест, потому что щебет прекратился, я услышал членораздельные слова на кодовом языке шарового.
— Он зовет тебя, — сказала машина.
— Кто «он»?
Я не очень надеялся получить осмысленный ответ, потому что на лбах у машин рядом с квадратом были привинчены шесть нулей, то есть у них было шестизначное число элементов — достаточно, чтобы ходить и говорить, но слишком мало, чтобы понимать вопросы. Однако на мой простой вопрос ответ я получил:
— Он всезнающий, — сказала тумба.
— Он вездесущий, — добавила другая.
— Он всемогущий, — объяснила третья.
«Вот тебе на, — подумал я. — Нашелся среди программистов чудак, который сочинил религию для роботов».
— Он зовет тебя.
Но я хорошо помнил, что «автоматы-разведчики с планеты не возвращаются по невыясненным причинам». И «завод остановлен, персонал эвакуирован». Вот почему не вызывал у меня доверия застрявший здесь никому не ведомый программист, упивавшийся поклонением машин. Не разумнее ли уклониться от встречи с маньяком?
— Благодарю за приглашение, — начал я, пятясь к ракете, — в следующий раз я обязательно…
Продолжать не пришлось. Вдруг я взлетел вверх и прежде, чем успел сообразить что-нибудь, очутился на плоском темени одной из машин. Две другие держали меня за плечи справа и слева. И тут же их ноги зашлепали по лужам цвета раздавленной клюквы.
— Стой! Куда? Пустите!
