образным и чистым языком.
Все это делает фантастику В.Колупаева настолько достоверной, что вы сами обретаете вдруг ту непосредственность, тот счастливый дар доверчивости, ту неосознанную смелость мышления, которые живут в нашем детстве и досадно утрачиваются с годами.
А может, и не утрачиваются? Может, в каждом человеке всю долгую жизнь его, лишь затаившись, живет детство? И ждет, ждет своего часа, чтобы удивить поэзией, чистотой мечты?
Я не знаю, что скажете на сей счет вы, но мне кажется, стоит вступить в 'Поющий лес' Виктора Колупаева и, слившись с героем рассказа, вернуть приумолкнувшему миру все его песни, стоит встретиться с чудесным стариком из рассказа 'Настройщик роялей', с ребятишками, что от имени человечества дали кров и приют пришельцам из космоса ('На асфальте города'), с юной парой, украсившей новогоднюю елку звездой из далекой галактики ('Жемчужина'), с космонавтом, чья любовь к родной Земле заставила ожить мертвую планету ('Весна света')… Так вот, стоит встретиться с ними - бескорыстными, романтичными, мужественными, добрыми, - чтобы почувствовать: жизнь прекрасна!
Я не стану повторять содержание произведений, собранных в первой книге Виктора Колупаева, для подтверждения сказанного. Вы их прочтете сами и сами решите, по пути ли вам с автором. И наверное, откроете многое такое, чем не удалось обогатиться мне.
ГАЗЕТНЫЙ КИОСК
1
В двадцати шагах от себя ничего нельзя было разобрать, такой стоял туман. Только электрические лампочки да подслеповатые фары автомобилей тускло высвечивали размытыми желтыми пятнами. Полета градусов ниже нуля! Редкий скрип шагов да пронзительные гудки машин, и холод, холод… И в Усть-Манске, и в его пригородах, и на тысячи километров вокруг.
Я бежал из гостиницы в клуб электромеханического завода, где в двенадцать часов открывалась конференция. Меня никто не обгонял, потому что я бежал быстро, потому что я был в легких ботинках и осеннем пальто, потому что пар от моего дыхания мгновенно замерзал на моем лице, а нос совершенно онемел и хотелось сунуть его под мышку. И еще мне хотелось, чтобы мороз стал не таким злым, чтобы я смог посмотреть на свой Усть-Манск, побродить по его новым кварталам, зайти к кому-нибудь из старых друзей в гости, а потом, как когда-то давным-давно, пойти в городской парк, покататься там с горок, потерять шапку и найти ее набитую снегом и смеяться, и хохотать, и играть в снежки, и дурачиться. Мне хотелось всего… Потому что я уже десять лет не был в Усть-Манске, а до этого прожил в нем двадцать лет.
У меня в запасе было еще полтора часа. Я хотел прибежать первым и согреться. А потом стоять и смотреть, как замерзшие в ледышку люди вместе с клубами пара вваливаются в фойе, стучат ногами и растирают друг другу щеки.
– Никогда в этом киоске не купишь свежую газету, - раздраженно сказал кто-то закутанный с ног до головы и чуть не сбил меня с ног. - Извините.
Я отскочил в сторону и увидел перед собой газетный киоск из стекла и пластмассы в кружевах искрящегося инея. Он весь светился изнутри и был похож на сказку. Вот только как там сидит старушка, продающая газеты? Предположим, что внутри на десять градусов теплее. Все равно минус сорок. Бр-р! Как только она там сидит? Может быть, замерзла уже?
Я решил купить газету, чтобы не терять зря времени на некоторых докладах. На мой судорожный стук окошечко киоска тотчас же открылось.
– Бабуся! - крикнул я. - Пять сегодняшних газет. Одну местную.
– Я не бабуся. Я Катя-Катюша, - ответил мне девичий голосок.
– Катя-Катюша? Отлично, Катя-Катюша! Так как же насчет газет, Катя-Катюша? - Слово 'Катюша' губы выговаривали с трудом, но я нарочно несколько раз повторил его.
– У меня не бывает сегодняшних газет.
– Это я уже слышал. Но только зачем мне вчерашние? Я их уже читал.
– И вчерашних не бывает.
– Для чего же вы тут сидите?
– Я продаю только завтрашние газеты, - ответила девушка, и в окошке показалось ее лицо в теплой вязаной шапочке. - Господи! Да вы ведь щеки поморозили! Оттирать нужно! Вам далеко?
– До клуба электромеханического…
– Не успеете. - И чуть помедлив: - Заходите ко мне. Здесь тепло.
– А можно?
– Заходите. Чего уж…
Я дернул дверцу киоска, но, наверное, слабо, потому что она не открылась, и запрыгал, хлопая себя по щекам, локтям и коленям. А пальцы ног-то ведь уже ничего не чувствовали.
– Сильнее! - крикнула девушка.
Я дернул изо всех сил, протиснулся вместе с клубами мгновенно образовавшегося пара внутрь киоска - там и на одного-то человека места было мало - и остановился в нерешительности, изогнувшись как вопросительный знак.
– Садитесь, - девушка указала на кипу газет.
Я сел и сразу же придвинул ноги к двум электрическим батареям.
Внутри киоска было светло, тепло и сухо. И еще - очень чисто и уютно.
– Щеки почернеют, девушки любить не будут, - сказала она и засмеялась. - Оттирайте.
Я стянул зубами перчатки и попытался распрямить пальцы. Ничего у меня не вышло.
– Плохо ваше дело, - сказала девушка, сняла варежки и теплыми ладонями осторожно прикоснулась к моим щекам. Я не возражал. Она спросила: - Вы приезжий или из тех пижонов, которые специально не носят зимнюю одежду, а потом годами лежат в больницах?
– Я приезжай, Катя-Катюша. Я бегу из гостиницы на конференцию… По распространению радиоволн.
– А-а… Я уже читала в газете. - Она еще несколько раз провела своими теплыми ладонями по моим щекам. - Теперь отойдут.
– Спасибо, Катя. Давайте знакомиться, - я протянул ей свою еще не совсем отогревшуюся пятерню. - Дмитрий Егоров.
Она тоже протянула свою руку и при этом почему-то так весело рассмеялась, что не выдержал и я.
– Так это, значит, вас раскритиковали на конференции?
До меня не сразу дошел смысл сказанных ею слов.
– А я еще думала, какую газету оставить. Но только везде одно и то же. Так, значит, вы и есть Дмитрий Егоров, беспочвенный фантазер?
– Катя, я не беспочвенный фантазер. Я, напротив, почвенный. Вы представляете, как проникают радиоволны в почву?
Она отрицательно покачала головой.
– Ну тогда скажу короче. Я ищу полезные ископаемые и воду с помощью проникающих в почву радиоволн. Без буровых вышек и проб грунта. Но только никаких фантазий здесь нет. Интересно? - спросил я.
– Интересно, - ответила она. - Расскажите. Все равно ведь конференция начнется в двенадцать.
