житель (видимо, носильщик), схватил за рукав и радостно закричал:
— Я тебя на горе видел! Ты без гида был! Тебя вся охрана парка ищет! Дай червонец, иначе я иду в полицию.
Кругом были люди, так что просто свернуть ему шею было нельзя, хотя очень хотелось.
— Ты что, с ума сошел? — спросил я. — Какая гора? У меня ни спальника нет, ни ботинок, ни одежды теплой. Ты меня с кем-то путаешь. Отвали.
Он, однако, шел за мной и угрожал, пока я не уехал. Первые несколько полицейских постов (они на дорогах встречаются каждые 5–20 км) заставили меня понервничать, но все обошлось. В смысле, все было как обычно. Увидев меня, менты хищно улыбались, долго листали паспорт, шевеля губами, потом спрашивали свидетельство о прививке от желтой лихорадки (их официально не требуется иметь уже лет десять). Справка у меня была. Самые находчивые говорили: «А где сертификат о здоровье?» Такого вообще в природе не существует, но я доставал российский паспорт и тыкал пальцем в один из штампов. Платить не пришлось ни разу. Процент неприятных личностей среди работников органов очень высок во всех известных мне странах, но таких мерзких рож, как у полицейских в Танзании и Кении, я нигде не видел.
В Северо-Восточную Кению ехал автостопом. Попуток тут четыре категории. Первая — сельские интеллигенты и мелкие чиновники на легковушках. Останавливаясь, они говорят что-нибудь вроде: «Доброе утро! Куда вас отвезти?» Вторая — «слуги народа» и «новые кенийцы» на шикарных джипах. Они обычно сразу денег просят. Впрочем, тут сшибать деньги с белого не считается унизительным. Какой бы ободранный и голодный вид у тебя ни был, к тебе будут подходить на улице хорошо одетые и упитанные люди и говорить: «Дай денег, друг!» Третья категория — кенийские водители грузовиков. Они тоже хотят денег, но по тарифу маршрутных такси, да и от тех часто отказываются, если по дороге получается интересно потрепаться. Четвертая категория — водители грузовиков, иммигрировавшие из Сомали или Йемена. У них первая или вторая фраза всегда «ты мусульманин?» Дальнейшее зависит от ответа. То есть с ними можно очень мило поговорить, но если ты скажешь, что не мусульманин, в конце поездки спрашивают непомерную сумму и приходится долго торговаться. Если сказать, что мусульманин, денег требуют гораздо меньше.
Честно говоря, несмотря на чудеса восточноафриканской природы, я очень рад, что посмотрел все интересные места и могу сюда больше не возвращаться. Трудно сохранить хорошее впечатление о стране, где на вопрос «как пройти на такую-то улицу?» отвечают «дай денег — скажу». Повсеместная любовь к доносам и обдиранию (особенно по отношению к белым, которых автоматически причисляют к зажравшимся идиотам) здорово надоедает. Я теперь понимаю, почему именно этот регион на протяжении семисот лет служил основным источником поставки рабов: именно здесь люди всегда были готовы друг друга продать. Мне примерно в сотне стран пришлось побывать, и везде общение с местными жителями было чаще приятным, чем наоборот. Кения и Танзания — исключения из правила.
Несмотря на легкость и быстроту африканского автостопа, за три месяца я не видел ни одного путешественника, передвигающегося таким способом. Может быть, меня потому и подбирали столь охотно, что не привыкли видеть голосующих на дороге иностранцев.
В последней попутке я ехал с ученым-историком. Родом он из племени кикуйю, которое живет вокруг горы Кения. Англичанам там тоже очень нравилось, так что у кикуйю отобрали всю землю под кофейные и прочие плантации. Народ поднял восстание Мау-мау, с которого началась борьба за независимость. В результате в сегодняшней Кении почти вся политическая элита — кикуйю. Хотя его племя по сути дела правит страной, историк спел мне обычную песню о тяжком наследии колониализма, но заодно и рассказал интересную байку.
«Отцом нации» здесь считается Джомо Кеньятта (1889–1978), сын деревенского знахаря. Он был первым президентом, перед тем — одним из лидеров освободительного движения, а задолго до того — молодым бунтарем и членом Коминтерна. В соответствии с тогдашней модой он пару раз заезжал в Москву, где его довольно быстро обвинили в мелкобуржуазных тенденциях. «Почему мелкобуржуазных? — удивился Кеньятта, к тому времени уже владевший в Англии фермой, — у меня крупнобуржуазные тенденции!» После чего он немедленно уехал из России. Потом выяснилось, что в НКВД как раз готовился приказ об его аресте. Многие другие «неформальные лидеры» того времени оказались менее догадливыми и окончили жизнь в лагерях. Отсидеть Кеньятте впоследствии все равно пришлось, но в британской тюрьме. Наверное, это было получше Колымы.
Сейчас я в последнем интернет-кафе перед сомалийской границей. Завтра поеду в пограничный поселок, оттуда скоро пойдет караван грузовиков в Сомали. Знакомый в «Ethiopia Airlines» обещал позвонить другу-офицеру, чтобы меня подбросили до Могадишо.
Новый рюкзак к концу первого дня начал расползаться по всем швам. Будет чем заняться в ожидании самолетов, по крайней мере пока нитки не кончатся. Купленный за доллар фонарик работает, но только если все время его трясти.
Письмо шестнадцатое
Кисимайо, Сомали
Наутро после отправки предыдущего сообщения я почувствовал, что еле хожу и вообще все как-то не так. Градусника у меня не было, так что я даже испугался немножко: а вдруг воспаление легких после холодной ночевки? Но все обошлось: за завтраком случился нормальный приступ малярии. Продолжался он всего минуты три, а то и меньше, но наблюдать за происходящим было очень интересно. Удивительно, как паразитам удается настолько точно синхронизировать выход из клеток крови.
Я радостно помчался в госпиталь, купил пачку коартема, а заодно попросил взять пробу крови и выдать мне на предметном стеклышке в качестве сувенира. Забавные зверюшки! Приеду домой, посмотрю под хорошим микроскопом.
— А две пачки коартема можно выписать? — спросил я врача. — Я в Америке живу, он там наверняка дороже, а у меня медицинской страховки нет.
— Ну и что? — сладко улыбнулся он. — У вас же в Америке денег сколько хочешь. Все богатые.
Таблетки подействовали мгновенно, никаких проблем с самочувствием больше не было. Вычислил, что подцепил я ее в последнюю ночь в Найроби в «приличном» отеле. Если кто поедет, имейте в виду: самое опасное — вовсе не джунгли.
Еле успел к отходу каравана, который состоял из четырех грузовиков, автобуса и двух бронетранспортеров. Грузовики возят самое необходимое: в Сомали — аудиокассеты с хип-хопом и пепси- колу, обратно — кат (содержащие наркотик листья одноименного кустарника) для живущих в Кении иммигрантов с севера.
Ехать лучше всего на броне первого БТРа — единственное место, где хоть что-то видно. Все остальные машины окутаны густой тучей пыли. На кенийской стороне границы видели самку каракала с котятами, на сомалийской крупных зверей почти нет. Редко-редко на горизонте замаячит газель или аравийская дрофа. В основном песчанки и жаворонки. Даже ящериц мало. Один раз встретили варана. Горы покрыты зарослями алоэ, от маленьких пучков до здоровенных деревьев. В пойме речки видел гнездо местной синички-ремеза. Птица размером с пеночку, а гнездо — мешок из тростникового пуха величиной с большой арбуз.
Время от времени приходится останавливаться и отдавать часть товара полевым командирам за право проезда по их территории. Сразу приходит на ум Европа времен феодализма. Мне при появлении на горизонте посторонних приходится залезать внутрь БТРа, чтобы не отсвечивать.
В одном месте дорога такая плохая, что все ящики перегружают на верблюдов, а грузовики идут пустые. Но это всего несколько километров.
Песчаные пляжи тут классные, и туристов нет в радиусе пятисот километров. Вдоль берега летят стаи куличков-песочников: в Арктике уже кончается лето.
В городе Кисимайо мы ночуем на каком-то военном объекте. Тут есть генератор и даже Интернет. Завтра доберемся в столицу, Могадишо, там меня обещают забросить прямо в аэропорт, без заезда в город.
