футболистом, относился к моему увлечению положительно. Но всегда говорил: «Для себя это, Эдька, прекрасно. Будешь хорошо играть, футбол поможет тебе на отличное место устроиться. Но профессию иметь надо обязательно!» Он всегда хотел меня видеть слесарем-лекальщиком. Уже став начальником смены, а потом и цеха, руководящим работником, объяснял: «Эдик, ты же будешь в белом халате на работе ходить, надфилечки в кармане…»
Слесарь-лекальщик — это рабочая аристократия. А футбол, по его мнению, должен был помочь мне в трудоустройстве.
Футбол… У нас в Коломне три хороших взрослых команды было. Играли они на первенство Московской области, несколько раз чемпионами становились. А областной футбол тогда находился на приличном уровне. И футболистов много способных было. А раз они имелись в Коломне, то и в других подмосковных городах. В футбол играли и заводские команды, футболистов на заводах уважали и почитали. Уважение людей к этому виду спорта было таким, что вызывало во мне желание тренироваться до седьмого пота. И вообще, всю свою жизнь я считал настоящими героями только тех, кто любит и умеет трудиться.
Отец давал мне уроки не только житейские, но и футбольные. Финты показывал, отрабатывал их со мной. Когда стал внимательней следить за моими действиями на поле — а у меня, естественно, не все получалось, — разборы матчей зачастую заканчивал словами: «У, простофиля! Не надо стоять на месте! Ты что, не можешь — вправо, влево и в ворота! В ворота бить надо!»
Возможно, отец не был психологом в современном понимании этой непонятной профессии. Но он много дал мне в плане духовной уверенности, влил в меня много сил. Даже приезжая домой уже будучи игроком сборной, заслуженным мастером спорта, я получал от общения с ним удивительный эмоциональный заряд. А он объяснял это так: «Хорошо, что тебе довелось в деревянном доме после каменного пожить. В каменном — не надышишься. Здесь воздух здоровый — в сосновом доме».
Заслуженный мастер спорта… Дорога к этому званию началась с того, что меня не захотели брать в команду. Не захотел брать вратарь «Авангарда» Виктор Острейко, который по совместительству занимался с ребятами, он сказал: «Ты маленький какой-то, не подойдешь…» На счастье тут оказался другой футболист — Виктор Капитонов. Он-то и порекомендовал меня, зная, очевидно, о моих дворово-уличных успехах: «Ты что парня в команду не берешь?! Это же будущая звезда! Бери обязательно!»
В первой же игре на первенство не то города, не то района я забил три мяча. Так и пошло — стал забивать, забивать, забивать…
Через год после моего прихода «Авангард» получил право играть в классе «Б» чемпионата СССР. К тому времени я уже в полной мере понял, что такое чувство гордости за свою команду, огорчение не только от своей, но и общей неудачи. Эта сопричастность, общему делу вызывала у меня все больший интерес к футболу.
А тренера Владимира Фетисова на капитанском мостике сменил Виктор Иванович Жарков. Я же стал игроком команды мастеров, распростившись с кличкой «Гусак» из футбола дворового. Закончил школу, пошел на завод слесарем — слесарь второго разряда форсуночного стенда экспериментального цеха машиностроительного завода Эдуард Малофеев — и поступил в машиностроительный техникум на вечернее отделение. О футболе как о главном в своей жизни я тогда еще не думал и четко следовал наставлениям отца — необходимо получить профессиональное образование.
Еще отец говорил: «Не подумай, что собираюсь что-то диктовать тебе по праву главы семьи. Я хочу дать совет, как дал бы его тебе старший товарищ, притом товарищ доброжелательный». И добавлял, что ему хочется, чтобы его жизненный опыт восполнил мои недостатки, очистил дорогу моей юности от тех шипов и терний, которые ранили и уродовали его в молодые годы.
А спорт… Бывает так, что у мальчишки в спорте многое получается, есть хорошая перспектива, а он оказывается неустойчивым. Переходный возраст! Я, к счастью, оказался очень устойчивым. Даже на танцы не ходил. Подзадержал меня футбол в этом отношении, подзадержал, как сейчас говорят, а раньше и слова такого не знали, в сексуальном развитии. Той среды — что на танцы да погулять — я сторонился и стеснялся. Шуток в мой адрес от взрослых в команде по этому поводу было отпущено предостаточно. Едем, например, на игру, а ребята говорят:
— Вот сейчас, Эдик, мы такую девчонку на тебя натравим! Она с тобой заговорит, познакомитесь… То да се!
Хотя какие ребята? Мужики! Я же сижу, семнадцатилетний и весь красный, и только одно отвечаю:
— Да идите вы на фиг!
Больше ничего.
Ездили «авангардовцы» на игры автобусом ЗИЛ, чем-то напоминающим «Фердинанда» из фильма «Место встречи изменить нельзя». А мы называли его «молоточек». Всю Московскую область изъездили.
Люди в команде подобрались в основном взрослые, многие воевали. Это были люди большой ответственности. Интересы, конечно, у всех были свои. Могли после игры, как говорится, и расслабиться. Но никогда не позволяли этого молодежи, с этим было строго. А уж об неуважении к старшим в команде и речи быть не могло.
Это были люди, безусловно, преданные футболу, но «от станка». Кроме нескольких игроков, приглашенных откуда-то Жарковым. И к тренировкам они относились как к работе на заводе. В хорошем смысле. Они приходили на тренировку, как на смену, и трудились с полной отдачей сил. Но футбольными профессионалами по духу не стали. А может, не смогли адаптироваться к совершенно иному ритму жизни. Ведь график работы на заводе ритмичен и даже монотонен. Футбол же предполагает разъезды, игры, тренировки — скользящий график. В общем, сезон «Авангард» завершил, уступив в переходной игре команде из Подлипок и потеряв право выступать в классе «Б». Причем он занял не последнее место в зоне, а последнее лишь среди команд Московской области.
За год, проведенный в команде мастеров, я получил первые серьезные футбольные уроки. И уроки по теме «футбол и жизнь».
Пришел в команду молодой парнишка, способный, забивной, «фартовый». Игрок команды мастеров — по тем временам да еще в провинции — это место далеко не на нижней ступеньке социальной лестнице. А команда получает в итоге «поражение в правах». Переживал ли я неудачи? Переживал. Но по молодости лет думал: «У меня все еще впереди, главные матчи не сыграны, голы — не забиты». Теперь я точно знаю, что от поражений эмоционально больше всех тренеру достается. Он ведь — тренер — вбирает в себя переживания всех футболистов. Однако я понял, что такое команда. Команда разных по характеру, возрасту, жизненным устоям людей. С возможностью брать с них пример не только в хорошем, но и с уверенностью, что от старших можно услышать твердое: «Молодой, тебе этого ни в коей мере делать нельзя!» Причем услышать — при огромном уважении к старшим. Вот, кстати, считается, что подобное уважение присуще прежде всего японцам. Говорю вполне серьезно — это было свойственно советскому послевоенному обществу.
Естественно, в окружении старших я слегка комплексовал. Правда, что касается самого футбола, тут надо мной никто не подсмеивался — игра пошла. А в быту я был парень покладистый и даже услужливый. Причем искренне услужливый. Вплоть до в магазин сходить, чемодан поднести. Наверное, эту искренность чувствовали другие. И понимали ее правильно.
Еще о «том» обществе. Может, кому-то мои слова покажутся исторической крамолой. О всяческих притеснениях и угнетениях того времени я узнал из нынешних газет. Отец, а семья, как я говорил, была достаточно религиозная, называл себя «сочувствующим коммунистам» и «беспартийным большевиком». Были, правда, какие-то неприятности после убийства Кирова — что-то отец во время «рабочего застолья» не то сказал. Но все обошлось. Я же одновременно ходил в нормальную советскую школу (естественно, был пионером) и в церковь. В церковь я всегда ходил и потом, уже став известным в стране игроком. Вопрос о таком поведении «футболиста Малофеева» ни на каких собраниях не поднимался. Может, к этому относились как к причуде. Главное, что ты голы забиваешь, команда побеждает, а в остальном — пусть! А может, известному человеку, на которого, как говорится, ходили зрители, не каждый решился бы замечание сделать?..
Тогда же, в конце неудачного для «Авангарда» сезона, Виктор Иванович Жарков рекомендовал меня в московский «Спартак». Но после того, как я рассказал об этом предложении отцу, вынужден был ответить