– Роскошно! – отвечают ягодицы. – Только задняя стена слишком отсвечивает.
– Меньше света на заднюю стену! – ревёт режиссёр. – Хорошо?
– Роскошно! – повторяют ягодицы.
– Ну, давайте микрофон и звуковую пробу.
Два человека подтаскивают какую-то виселицу на колёсиках. На ней болтается небольшой предмет. Это микрофон, мерно покачивающийся над головой приунывшего Валноги.
– Тихо, пробуем звук! – кричит режиссёр.
Звякает звонок в контрольной кабине, рявкает клаксон, наступает тишина. Над дверьми ателье зажигаются красные лампочки: «Не входить!»
– Стучите! – командует режиссёр.
Стук. Валнога поднимает голову: «Войдите!»
– Ну, как? – кричит режиссёр. Из звуковой кабины вылезает молодой человек и пожимает обоими плечами. Ага, плохо слышно. – Спустите пониже микрофоны! А вы, господа, немного погромче. Повторить.
Стук. Валнога с отвращением поднимает голову:
– Войдите!
– Как теперь?
Молодой человек в кабине пожимает лишь одним плечом, что означает – сносно.
– Значит, можно начинать! – облегчённо вздыхает режиссёр. – Снимаем! Все лишние отойти! Тихо!
Ягодицы у аппарата принимают озабоченное выражение. Звякает звонок, рявкает клаксон – и воцаряется полная тишина.
Стремглав выбегает юноша в свитере, становится перед Валногой, вытягивает перед собой чёрную дощечку с крупной цифрой «27», выкрикивает громко: «Двадцать семь!» – хлопает большой полосатой хлопушкой и так же стремительно исчезает. Слышно лишь гудение аппарата.
– Стучите! – говорит режиссёр.
Моленда нежно и стыдливо стучится. Валнога поднимает голову: «Войдите!» Аппарат гудит.
– Стоп! – кричит режиссёр. – Ещё раз. После стука – секунда паузы. И постучать надо более неуверенно. Поехали. Тихо!
Звучит клаксон, и снова выскакивает юноша с дощечкой и полосатой хлопушкой.
– Стучите!
Валнога поднимает голову:
– Войдите!
Аппарат гудит, Моленда входит.
– Стоп! – кричит режиссёр. – Проклятье! Чтоб вам пусто было! Кто там топал сзади?
Начинается небольшой скандал.
Тем временем мы можем незаметно рассмотреть присутствующих. Нервный мужчина, который всё время кричит, нам уже знаком, – это режиссёр. Его можно узнать по халату, а также по тому, что он единственный имеет право курить в ателье. Около него всегда вертятся один или два молодых человека в свитерах – это помощники режиссёра, или «помрежи». На их обязанности лежит забота о том, чтобы исполнялись все указания режиссёра, чтобы актёры и весь необходимый реквизит вовремя были на своих местах и чтобы сами они оказывались под рукой, когда что-нибудь не ладится и необходим «громоотвод».
Тут же стоит курьер, которому доверены менее ответственные задачи, – например, носить за режиссёром кресло или бутылку вермута. Эти люди составляют штаб режиссёра; в него ещё входит так называемый «телефонист», то есть лицо, которое непрерывно откликается на телефонные звонки:
– Господин режиссёр сейчас не может подойти… да, да, сударыня, я ему обязательно передам…
И так далее. Ибо, как известно, человека зовут к телефону особенно часто, когда у него нет ни минуты времени.
Человек, который сидит или стоит в разных позах за аппаратом, сунув в него голову, это оператор, или «камерамэн».
Оператор – вполне заслуженное название, ибо у него должна быть твёрдая рука, верный глаз и быстрота действий. Как и его видные собратья в хирургии, Кукула[9] и Едличка[10], он окружён ассистентами. Оператор должен уметь снимать в любой позе: лёжа на животе, стоя на коленях, сидя в специальной тележке или возносясь к небу на подъёмном кране. Прильнув глазами к аппарату и обратив к окружающим заднюю часть тела, он покрикивает, чтобы Валнога немного повернулся, а Моленда отступил на десять сантиметров в глубину.
– Так, роскошно, а теперь побольше света на Моленду. Отлично, и поставьте туда ещё один рефлектор. Роскошно, грандиозно, теперь можно крутить.
И с подлинным энтузиазмом он «накручивает» восемьсот различных кадров, не имея ни малейшего представления о сюжете фильма. Его дело – «роскошно накрутить» хорошо освещённые кадры, о чём идёт речь в фильме – это ерунда и суета сует. Кадры – вот смысл жизни.
Внушительнее всего оператор выглядит, когда, взгромоздившись со своим аппаратом на тележку, он снимает наплыв: тележка надвигается, а оператор твёрдо и неумолимо целится своим объективом в актёра, напоминая пулемётчика в атакующем танке.
Косвенно в ведение оператора входит и осветительный парк. Этот парк, расположенный частично вокруг места съёмки и частично наверху, на галерее, состоит из юпитеров разной величины и типа. Маленькие нежно называют «малышки» или «крошки», те, что побольше, – «маули», а большие короткоствольные гаубицы, которые льют голубые потоки света, называют «угольки». Когда-то пользовались и снятыми с вооружения армейскими прожекторами, их прозвали «гайда». Кроме них, существует ещё так называемый «спот-лайт» (spot-light), дающий концентрированный свет, «параболическое зеркало», или «параболичка», затем «панхром», то есть продолговатый рефлектор полуваттного света, напоминающий театральный софит, и другие достижения осветительной техники, обслуживаемые электриками в синих комбинезонах. Когда режиссёр крикнет им:
– Алло, дайте открытый эффект, – это значит, что будет сниматься ночной эпизод. Если же:
– Чтоб засияло, как во Флориде! – значит, действие происходит в лучезарный день.
Если следует осветить всю сцену, говорят, что надо туда «напрудить» света, если же освещён должен быть только актёр, на него надо «брызнуть».
– Напрудите побольше света, а на Валногу брызните «крошкой». И поставьте там негра, чтобы свет не падал куда не надо! Готово?
«Негр» – это затемняющая ширмочка, или экран.
– Вот та стена сзади отсвечивает, – кричит «камерамэн».
– Наклоните побольше юпитер! – распоряжается режиссёр. – Теперь хорошо?
– Роскошно! – откликается оператор, чуть ли не дрожа от удовольствия.
– Внимание, – возглашает режиссёр. – Пробуем звук.
Это уже специальность человека, сидящего сзади в передвижной контрольно-звуковой кабине, которую также называют «бокс», или «будка», а самого специалиста именуют «звуковик», «звукометчик» или «звукочародей». Перед ним щиток с разными сигнальными лампочками, рычажками и регуляторами, которые усиливают, ослабляют или комбинируют звук. «Звуковик» прежде всего подаёт сигнал тишины. Как только прогудит его клаксон, закрываются все двери, и над ними загораются красные «стоп-лампы». В павильоне воцаряется тишина, нарушаемая разве тем, что кто-нибудь переступит с ноги на ногу и получит за это нагоняй. Происходит проба звука, при которой «звуковик» в своей кабине ловит звук, вертит рычажки и качает головой, если дело не идёт на лад. «Слишком слабо». Или «слишком громко». Или ещё, как говорят, «слишком много крика». Надо усилить, или ослабить, или что-то сделать с микрофоном, который болтается на передвижной «виселице», над головой актёров. У «виселицы» стоят ассистенты и подтягивают микрофон за шнуры, чтобы он всегда был повёрнут к говорящему актёру.
Из микрофона звук сперва идёт в контрольнозвуковую кабину и только оттуда в звуковую
