дотронуться до него. Стоило ей протянуть руки, как он исчезал, истаивал в струях…
Тогда она стала прятаться. Забивалась в темную спаленку и сидела там, вздрагивая от каждого удара грома.
Но однажды дочка, Маринка, выскочила зачем-то в дождь на крыльцо, и мать услышала ее крик:
— Алешка! Наш Алешка!..
Анна бросилась к ней, обняла дрожащие плечи.
— Что ты! Что ты! Разве ты боишься его? Не надо, не кричи…
Отец долго ничего не знал. Ведь он каждый день работал и возвращался только вечером. Но наконец и он увидел. Он не вскрикнул, ничего не сказал, но по его обезумевшему взгляду Анна поняла, что он видел.
На другой день он сказал:
— Уедем отсюда.
Она не стала спорить. Может, так будет лучше.
Муж нашел покупателей на дом, корову и поросят, заказал билеты и велел складывать вещи. Только когда уже сидели перед дорогой на чемоданах, Анна спросила:
— Паша, как же мы его оставим?.. А?
Он ничего не ответил, встал и пошел к двери.
И они уехали. Далеко на север, в Сибирь. В маленький городок, где стояла зима. Устроились работать на завод, а Маринка ходила в школу. Месяцы шли за месяцами, а зима все не кончалась. Март был морозным и апрель тоже. В мае лежал снег — толстый, блестящий, белый. Но в июне все-таки начало таять. Вскрылась речка, полезла из-под земли травка. И однажды полил дождик. В стекло ударила капля, другая, третья… Анна подошла к окну. Они еще не снимали ни вторых, ни третьих рам. Но и сквозь три рамы она увидела, как он бежит, бежит — ее Алеша, бежит к дому. Светлая головка, зеленая рубаха. Вот пересек двор, уже почти у самого крыльца… Анна выскочила в сени, распахнула дверь наружу и остановилась, боясь спугнуть его. Он добежал до крыльца, поднял голову, протянул к ней руки… И обратился в серебристые капли, падавшие на зеленую траву…
