возможно, только когда он придет в норму. Но он был настолько близок к данному вопросу, что понимает аспекты их биотехнологии как никто другой.
Я кивнула.
— Теперь я помню. Кен говорил нам, что ракеты, пушки и прочие устройства были украдены у покоренной ими расы. Так что если пушка отделена от тела, значит она не выращена демоном.
Эйкерман закончил мою мысль:
— Но если она и демон — одно целое, значит она как-то выращена. Оригинальная версия оружия, должно быть, была украдена в самую первую очередь. Затем они модифицировали их по своей биотехнологии.
Он снова повернулся ко мне спиной и я заметила, что она покрыта маленькими красными и желтыми пятнами. Мне не хотелось знать, откуда они. Теперь он говорил очень взволновано:
— Что нам нужно — так это живой образец большой твари.
Он усмехнулся. Может быть, он действительно был ученым-психом. Я обязана была задать очевидный вопрос:
— А вы сможете его контролировать?
— Мы уже управляли живыми зомби здесь. Звучит забавно, не так ли? «Живой зомби».
— А у вас есть живые? — я чуть ли не обалдела, когда он произнес это. Участие в битве превратило меня в убийцу… неубиваемых.
— Конечно, но их контролировать легко. В них нет сверхчеловеческой силы. Ты знаешь об этом, ведь ты сражалась с ними.
— А вы сражались?
— Ну, нет, но я их изучал.
— Поверьте мне, доктор, они опасны.
— Но они поддаются управлению. Это все, что я могу сказать. Если бы у нас был живой кибердемон, у нас возникли бы проблемы с его удержанием. То же самое касается нашего манкубуса, если бы он был жив. Как мне известно, вы зовете их толстяками.
— У вас есть целый толстяк?
— К счастью, он умер. В отличие от образца перед нами, тот, похоже, долго разлагается.
Я засмеялась.
— Они настолько воняют, когда живы, что я не могу представить что-либо хуже.
— Смрад напоминает мне гниющую рыбу, прокисший виноград и пот в запертой комнате.
Пойдем. Я все тебе покажу.
Ему не обязательно было брать меня за руку, но я ему позволила. Он был как милый дядя, который готовиться продемонстрировать свою комнату страха. Мы прошли мимо секции, в которой были летающие черепа, лежащие, словно байкерские шлема.
— Что вы думаете о Клайдах?
— Ничего, — ответил он быстро. — Мы думаем, твои друзья ошиблись, думая, что эти твари могут быть продуктом генной инженерии. Возможно, они предатели человечества, которых слегка обработали, чтобы те стали сговорчивей.
Толстяк, лежащий за стеклом, навеял мне ассоциации с гигантским мясным кочаном, который был оставлен на солнце. Металлические пушки на его руках были удалены и сложены возле монстра, словно гигантские фонари. Без них он выглядел жалко.
— Ты не сможешь учуять запах отсюда, но если желаешь войти в комнату…
— Нет, спасибо, — отказалась я, неуверенная, шутит он или нет. — Давайте посмотрим на зомби.
Лучше бы я не спрашивала.
Он привел меня к самому концу склада, где я увидела других людей в белых халатах.
Раньше мне казалось, что все пространство принадлежало Эйкерману и его монстрам. Мы вышли в коридор. Видимо, для зомби выделили особое место.
Как я уже говорила, что мне нравилось в ученых — так это то, что они отказывались снисходительно разговаривать с детьми. Эйкерман начал лекцию, и мне это нравилось:
— Наиболее интересное в зомби — это их остаточный речевой аппарат. Мы записали несколько часов диалога зомби. Некоторые из них были записаны во время вторжения, в них говорилось о вратах и о том, что находится за ними. Другие произносят слова из своей жизни, повторяя фразы, которые говорят что-то о них самих. Последняя исследуемая группа не говорит вообще. Мы пытаемся узнать, сохранили ли они возможность мыслить после трансформации.
— Нет, — сказала я настолько твердо, насколько могла. — Все человеческое в них умерло.
— Я понимаю, что ты чувствуешь, — сказал он. — Было бы легче для всех нас осознавать, что по другую сторону баррикады мы убиваем не людей.
Я потрясла головой.
— Нет, вы не понимаете, — ответила я ему. — Я убью любую гадину, предавшую нас. А ведь предатели — они все еще люди. У меня не возникло бы никаких проблем спустить курок на тех червяков в правительстве, которые помогли демонам.
Хорошо, успокойся, — сказал он абсолютно другим тоном голоса. — Я действительно говорил только что о себе. Мне действительно легче работать над этими, э-э, зомби, если я считаю, что в них нет ничего человеческого.
Арлин всегда говорит, что я могу быть настоящей врединой, так что я решила быть ей нарочно. Я спросила:
— А есть ли для вас разница, доктор, если бы они были гениями при жизни?
Вместо того, чтобы прийти в бешенство, он рассмеялся.
— Ты просто прелесть, Джилл. Мне нужно быть осторожным с тобой. Я думаю, нам понравится работать вместе. Сейчас мы можем начать. Какова твоя теория по поводу того, почему некоторые крупные монстры выглядят разумными?
— Вы имеете в виду паука-мозга?
Мне не нужно было говорить, что означало это слово.
— По-видимому, их всех. Был ведь еще говорливый имп, которого капрал Таггарт, как он сообщил, встретил на Фобосе.
Это была одна из моих любимейших тем.
— Мы были удивлены их мозгами во время миссии в Лос-Анджелесе.
— Каков твой вывод?
Я внезапно заметила, как долго мы шли.
— Как далеко нам еще до зомби?
— Не далеко. Только не спрашивай постоянно, дошли мы уже или нет. Это заставит меня вновь увидеть в тебе ребенка.
— Здесь есть комната отдыха, которой я бы могла пользоваться?
— Всего в нескольких футах от площадки зомби. — Его голос звучал нетерпеливо. — Так каков же ваш вывод?
— Всякий раз, когда говорит обычная, тупая тварь, где-то есть еще одна, поумнее, которая и посылает ему слова.
— Как трансляция радиосигнала. Мы размышляли в том же направлении. Ты думаешь, паучьи мозги имеют собственные мысли?
— Не знаю.
— Они могут быть на другом конце, как получатели сигнала.
— Расскажите мне о своих зомби, — я была по-настоящему заинтересована. Мы прошли уже достаточно, а дергающихся трупов все не было.
— У нас имеется тринадцать экземпляров. Мы провели идентификацию их личностей. Ты знаешь, что уничтожить информацию сегодня невозможно.
— Да, монстры не могут пробивать большие дыры в Сети, даже с их толстыми задницами.
— Они замедлили нас, но они не могут полностью нас остановить.
