— Зюзик, ты готов убивать детей за конституцию своей Родины?
— Пошел ты, — огрызается тот.
— Если война все равно не заканчивается, зачем же тогда воевать? Зачем убивать для того, чтобы дальше убивать еще больше? Кто мне это объяснит?
— Аминь, — произносит Тренчик.
— Никто тебе этого не объяснит, — говорит ему Витька. — «Зачем, почему…» Знаешь что? Иди ты в задницу со своими вопросами.
— А вот интересно, — спрашивает Жих, — а Ельцин Грачева метелит? Он же старше его по званию. Ну, например, как Чак метелит прапоров. Представляете, министр бороны докладывает ему неправильно, а он — раз! И в морду ему. А?
— А здорово было бы, — говорит Зюзик, — вывести на взлетку Ельцина и Дудаева и пускай бы они метелили друг друга почем зря. Кто накостыляет другому, тот и победил. Как ты думаешь, кто кому навалял бы — Ельцин Дудаеву или наоборот? — спрашивает он меня.
— Я думаю Дудаев Ельцину. Он невысокий, шустрый, и по-моему у него должен быть хороший апперкот.
— У Ельцина руки длиннее, — говорит Осипов. — И он намного выше и мощнее.
— Ну и что? Зато он грузный и неповоротливый. К тому же он столько бухает, что вряд ли способен вообще быстро двигаться. Нет, я поставил бы на Дудаева, — говорю я.
— Я тоже, — поддерживает меня Тренчик.
— А бы на Ельцина, — улыбаясь, говорит Витька, — Просто так, чтобы поддержать его. Пускай они побольше друг друга лупят, а то в одиночестве он быстро свалится и не получит как следует. И Дудаев тогда тоже не получит. А так хоть рожи разобьют друг другу.
Мы ржем. Я прямо-таки представляю себе эту картину — два президента, как заправские прапора, метелят друг друга на взлетке. Рвутся рукава у дорогущих костюмов, и лопаются представительские штаны. А мы стоим кругом и подначиваем их — мы своего, чечены — своего. И никакой войны. И никаких трупов.
— Ладно, хорош, — говорит Осипов, отсмеявшись. — Никто ни с кем драться не будет.
— Зачем им драться, если есть мы?
Да, это точно. Драться положено нам. Пошли.
Мы встаем и идем в казарму.
Около столовой уже пусто, мы строимся в колонну по одному, Осипов командует нашим хилым строем.
— Раз, раз, раз-два-три! — орет он так, словно перед ним, по меньшей мере, усиленный армейский корпус.
— Рота! — командует Осипов и мы отзываемся тремя строевыми шагами.
— Строевым! Марш! — орет Андрюха. Мы чеканим шаг. Я со всей силы бью каблуками по асфальту, Тренчик с Витькой не отстают. Лупим по плацу так, что позавидовал бы Президентский полк.
— Выше ногу! Четче шаг! — командует Осипов и улыбается. Я тоже улыбаюсь. Витька, Жих — мы идем строевым шагом посреди пустого плаца и ржем, как полудурки.
К нам в роту присылают молодых. Трое деревенских пацанов, все призвались где-то поблизости. Узнав об этом, мы теряем к ним всяческий интерес — они сами по себе, мы сами по себе. Прислали и прислали, нам-то какое дело? Все равно сбегут. Все, у кого дом рядом — сбегают. Это нам бежать некуда, ближе всех к Моздоку живу я — полторы тысячи километров, особо не побегаешь.
Ночью разведка поднимает их и ставит в спарринг.
— Слышь, связисты, сейчас проверим, что вам за молодежь прислали, — говорит Боксер.
Мы лежим на своих кроватях, как в партере, и наблюдаем. Сегодня нас бить не будут — не наша очередь.
Разведчики образуют круг, в середину его вталкивают одного новобранца — крепкого приземистого парня с покатыми плечами. С другой стороны на ринг выходит один из разведчиков.
Они начинают танцевать. Пара пробных ударов по корпусу, новобранец вроде держится неплохо. Он даже проводит один хороший в печень и уворачивается от двух мощнейших джебов. Затем разведчик бьет молодого в нос. Голова молодого откидывается назад, по подбородку течет кровь. Он зажимает лицо ладонями и пытается уйти с ринга. Его выталкивают обратно.
— Не, мы так не договаривались, — простодушно говорит он. — Если по морде, то я так драться не буду.
Его бьют ногами и заставляют драться. Он снова выходит на ринг. Еще двумя ударами разведчик сбивает его на пол.
Бой закончен.
Утром молодых у нас уже нет. Они сбежали, сразу все, втроем.
Летать придется опять нам.
Мы сидим в каптерке и перебираем ротное барахло. Бушлаты, бронежилеты, каски — все это свалено одной большой кучей в углу, и старшина решил рассортировать это добро. Подспудно каждый из нас подбирает себе каску и броник.
Броники в ужасном состоянии — невероятно грязные, залитые маслом и бензином, в карманах килограммы земли, половины пластин не хватает; но все же из двух-трех штук удается составить один целый.
На некоторых брониках кровь.
Тренчик показывает нам пробитую пулей грудную пластину. На внутренней стороне бронежилета — большое пятно крови.
«Рядовой Игнатов, рота связи, А 2 Rh+» — читает он надпись на отвороте.
Дальше мы работаем молча.
Эти броники словно доказательство нашей возможной смерти. Да, мы видели убитых солдат на взлетке, но это были не наши солдаты, а солдаты вообще; мы знали, что там убивают, но подсознательно каждый верил, что рота связи 429 полка неприкосновенна. Теперь мы знаем, что это не так.
Из другого броника я достаю осколок от снаряда размером с большой палец, застрявший в кевларовом экране. Снова кровь. Очень много — почти вся спина залита ею.
Пробитые пулями и помятые каски, развороченные бронежилеты, дырки в бушлатах, застрявшие в кевларе осколки, бурые пятна заскорузлой крови, к которым не хочется прикасаться… Эти свидетельства смерти людей валяются в нашей каптерке прямо на полу.
В этих вещах погибли наши солдаты — солдаты нашей роты связи. Они уехали в Чечню в январе девяносто пятого, а потом какой-то незнакомый нам старшина привез снятые с остывших тел броники и бросил их в углу каптерки. И несколько месяцев пил. А потом погиб — кто-то рассказывал нам, что предыдущий старшина погиб. Теперь мы сидим и собираем из этих окровавленных лохмотьев броники для себя. А потом Савченко точно так же повезет на войну нас и через несколько месяцев вернется с кучей окровавленных бронежилетов и тоже бросит в углу каптерки и тоже будет пить несколько месяцев… А потом из учебки пришлют других новобранцев — скорее всего, из нашей же учебки, из Елани — и они будут сидеть так же на полу в ожидании отправки и читать на брониках наши имена и показывать друг другу пробитые пулями пластины и каски, и уже другой старшина повезет их на войну, и тоже вернется полусумасшедшим…
Разведка только что вернулась из очередного рейда и выносить издевательства уже нет никакой мочи.
— Товарищ прапорщик, а когда вы нас в Чечню отправите? — пристает Тренчик к старшине.
